– Ну, потопали! – пожал он плечам.
Тимбер медленно пошёл к деревьям. Ларец выскальзывал у него из рук, ветки цеплялись за наплечный мешок, а гарда меча успела запутаться в веточках и теперь упиралась в затылок. Гиди проводил взглядом нерадивого спутника, а потом поднял с волчьей могилы бутылочку с целебным соком, спрятав её в один из мешочков на поясе.
За́ полдень остановились на отдых. С непривычки Тим измотался и не хотел заниматься костром. И хоть день стоял влажный, прохладный, путникам не требовался огонь, чтобы согреться: под тяжестью груза они взмокли.
– Знаешь, властелинчик, – начала Гиди, сидя напротив Тима, и ощипывая подобранную ветку, – подлый ты оказывается нуониэлишка!
Посыльный достал нож и стал нарезать им стружку, складывая всё аккуратно в кучку.
– Часа три шли, а ты и словом не обмолвился, – пожурил спутника посыльный.
– Ты тоже, – ответил ему Тим, развалившийся в корнях кривой сосны. Юноша лежал с открытым ртом, положив руку на грудь.
– Я? – удивился Гиди. – Так ведь я обиделся! А ты – подлый! Зная, что я с тобой не разговариваю, нарочно мне ничего не скажешь, а прёшь с этим своим сундуком и пыхтишь.
– На опушке ты разговаривал.
– То не в счёт – то по делу! А тут? И я бы скинул всё на то, что переход тяжкий выходит: то чаща, то буерак! Да только гляжу на твою ветвистую рожу и чую, что сильно ты рад всему происходящему. И даже суровая дорога тебе мила.
Тим приподнял голову и посмотрел на собеседника с прищуром.
– Вряд ли найдётся глупец, радующийся тяжёлой тропе, – произнёс Тимбер.
– То-то и оно! – заулыбался Гиди, доставая из мешочка на поясе огниво и кресало. – Весёлого вокруг мало, а ты аж расцвёл.
– Расцвёл? – нахмурив брови, спросил Тим.
– Ох, как я угадал! – захлопав от радости Агидаль, забыв, что у него в руках огниво и кресало. Камешек звонко застучал о металлическую скобочку. – До того угадал, что ты аж на вопрос расщедрился! И сам ведь на опушке проронил что-то о весне! Неужели эта союзница столь немила тебе, что в её отсутствии легче дышится? Ну это правильно: коль баба в пыл одним видом своим не вгоняет, то и пёс с ней!
Тимбер не ответил. Он сел, размял шею, подложил в занимавшийся костерок сосновую шишку.
– Если тебя это так интересует, – начал Тим, – то я делаю заключение, что посыльный Агидаль более на меня не обижается.
– Вот об этом я и толкую, – поднялся Гиди, потрясая ножиком в воздухе. – Душонка у тебя из хлеба. Чёрствого! Закрылся ты в себе, словно и не выходил из той пещеры! Мы устали, изголодались! Грустно! Хочется хоть каплю света, надежды! Так о чём же ещё потолковать, как не о бабах! А ты всё на себя переводишь! Чтоб ты знал, я в твои годы…
Гиди осёкся, почесал затылок остриём и направился в сторону, поискать дров для костерка.
– Да ты и сам в свои годы… – буркнул он еле-слышно.
Отдыхали путники несколько