– Над своей землей стрелял, а ваш кобел на нее гадил.
– Земля-то, может, и его, да воздух – Божий!
– Позвольте затронуть одну нежнейшую струну?
– Да хоть две!
– Тогда один деликатный вопросик, вопросишко, я бы сказал. Сколько вы стоите?
– Вы имеете в виду мое состояние, милейший?
– Никоим образом! Я имею в виду вашу стоимость как человека, если можно так выразиться поделикатней. Стоимость вашей душевной субстанции, так сказать.
– Пожалуй… что тысяч… шесть-де-сят, а то и все сто. Однако продавать не собираюсь. Чай, не крепостной!
– Стало быть, от шестидесяти до ста?
– Тысяч, милостивый государь!
– Понимаю, понимаю! Я – нечто вроде ученого. Занимаюсь исследованием человеческих душ.
– Душевед, стало быть?
– Да, душевед, можно так сказать.
– И… сколько…
– Моя душа стоит, вы спросите? Оказывается – денег таковых на земле не найдется.
– Од-на-ко! Вы себя, часом, не переоцениваете?
– А вот вы сказали… шестьдесят.
– Я сто назвал!
– Пусть будет сто. Но не продаете за сто, а за сколько уступите?
– А сколько предложите?
– Скажем, сто пятьдесят.
– А почему не все двести?
– Ежели я скажу двести, так вы все триста заломите.
– И то верно!
– Так за двести согласны?
– Пожалуй, что маловато.
– Можно выставить на аукцион. Раз товар имеется, найдется и покупатель.
– Однако ваша шутка переходит границы, дозволенные приличием. Я, милостивый государь, себя «товаром» не позволю обзывать. Так и до пистолетов недолго дойти или до са-абель!
– Совершенно с вами согласен. Шутки подобного рода недопустимы в приличном обществе. Но я не шучу. Вот деньги. Здесь, в саквояже, полмиллиона. Они ваши.
– Э! А…
– Да-да, они ваши. В вашем полном распоряжении.
– В моем, говорите? А… как же душа?
– А что душа?
– Это, что же вы… это… как его – черт?
– Помилуйте, в каком веке вы живете? Я вам сделку предлагаю на идеальном уровне, если можно так выразиться.
– Но деньги, надеюсь, реальные?
– Конечно, реальные, только фальшивые.
– Как так фальшивые?
– А вы что думали, за вашу никчемную душу пятьсот тысяч отвалят? Да где ж вы нынче таких дураков-то отыщите?
– Значит, шу-ти-ли? Никак снова порохом запахло. К барьеру!
– Никак нет-с, не шутил. Когда предлагал, не шутил, а что фальшивые, признаюсь, пошутил. Они настоящие. Да вы не хотите, уже передумали, готовы в кусты.
– Милостивый государь, прежде чем согласиться, я намерен узнать, отчего вы меня за пятьдесят тысяч торгуете, а на себя и вовсе не ставите цену?
– Во-первых,