– Такого не бывает, – говорит подвыпивший господин в пальто с меховым воротником, – такого не бывает, а если и бывает, то все равно не бывает.
Неожиданно распахивается резная дверь за его спиной, и чья-то рука затаскивает его за ворот в подъезд. Раздаются удары, крики, и господин, уже без пальто, вылетает на улицу с порванным сюртуком и шляпой, надвинутой на шею.
– А вот такое, – указывает он на дверь, – а вот такое бывает.
Импровизаторы
– Куда прикажете отвезти, ваше благородие?
– К твоему родителю – медведю.
– Родитель мой похож был на медведя, да! Служил ямщиком, а родительницей оказалась проезжая княгиня из Гольштинии. Промеж ними случился роман по пути. Княгинюшка выкупила отца из крепости и увезла с собою в Германию, а меня позабыла – в поспешестве.
– Врешь ты, братец, все! С такой-то рожей тебе купчишек, разве что, останавливать в лесу, а не порядочных людей развозить по ресторациям, куда мы и направляемся в сей момент.
– Бывало и такое. Я не единожды являлся на наш свет. Обезьяном, к примеру, бывал – рангутаном.
– Так ты наш свет уже своим считаешь, обезьяна?
– Я говорящей был обезьяной. В свое время Аристотелем был и даже Платоном, а нынче малость поглупел, однако, есть еще порох в голове, остался. В бытность мою императором Нервой…
– Так ты, стало быть, всем успел поперебывать, прежде того как дураком умудрился родиться?
– Русский народ, ваше благородие, до Адама и Евы уже существование вел от неизвестного ангела и… Лилит. Француженки, должно быть.
– На другой планете, разве что?
– Да, планида у нас другая. У всяческого народа одна видимость, а у нашенского народа планида на спине, аки котомка, и оный народ, наподобие Атланта единого, идет – незнамо куда.
– Да как же он, ваш Атлант, не слезая с печи, идти еще куда-то умудряется?
– Метахвизика тут, ваше благородие, сугубая.
– Ты, братец, нынче крепостной или вольный? Кто твой хозяин?
– Беглый я, ваше благородие. Стало быть, не вольный, а свободный.
– Кто ж тебя премудростям твоим выучил?
– Самоучка я, самородок, можно сказать. Проезжий немец за меня восемь пудов отдавал серебра – за то, чтобы я в академии ихней про себя рассказал. Вы, говорит, Уникаль! Наш барин его и спрашивает, что, мол, он думает о русском помещике, ежели даже ничтожество вроде меня – Идеаль? Немец возьми и скажи: помещик, мол, ваш ленив и неотесан. Ну тут я, как был – так меня и не стало. Прыгнул в оконце и деру дал в лес – купчишек останавливать, а оттедова вскорости в Петельбург. Теперь вот с кафедры своей извозчичьей выступаю – проповедую «будизм». Народ пробуждаю от спячки.
– Я, братец ты мой, из Италии написал, чтобы меня встретил какой-нибудь дурак и позабавил.
– Да, ваше благородие, тут вертелся какой-то извозчик. Николая Васильевича спрашивал. Вас, должно быть, да другой вашим именем