– Ну что, пойдём в кино? – спросил он как ни в чём не бывало.
Я просто кивнула в ответ, вероятно, преглупо улыбаясь.
Не знаю, что он вообще о себе думал тогда. Но Паша взял билеты на какой-то отвратительный ужастик на задний ряд – «места для поцелуев» со специальными двойными креслами для парочек. Естественно, на первой же сцене с вытаскиванием кишок из главных героев я инстинктивно уткнулась в его плечо, чего он и ждал. Как будто успокаивая меня и пытаясь заглушить чавкающие и хлюпающие звуки фильма, он прижал меня к себе. А дальше – было дальше.
Всё происходящие казалось мне потрясающей феерией моего взросления. И то, что я позволила ему меня целовать. И то, что разрешила спуститься к шее и ключице. И то, что не оттолкнула его руки, когда он гладил меня, притягивая за бёдра. И то, как, осмелев или опьянев, он запустил свои пальцы под мою майку. И то, как он шарил по моей груди, неумело, но ужасно жадно. А я чувствовала настоящее торжество – это я! Я распоряжаюсь собой сама.
Дома меня ждал скандал. Я никогда не возвращалась так поздно. На ключице красовался засос, а на лице – чересчур самодовольная, хоть и усердно скрываемая, тень. Родители были в шоке, но мне было всё равно: кто-то, кому я действительно нужна, доказал это.
Глава 7. Артём
– Артём, пожалуйста, расскажи нам, что думал Левин о всех женщинах? – Галина Леонидовна водила карандашом по строчкам классного журнала, выбирая следующую жертву.
– Всех женщинах, ГалинЛенидна?
За глаза они звали учительницу «Гайка» за стальной характер и железные нервы. Вывести из себя её было невозможно. Равно как и разжалобить, упросить на другую оценку или подсказку. Но меня Гайка любила за чуткость и неординарный ум, который, видимо, порой выдавал такие наблюдения о героях, которых она сама за всю свою практику не сумела узнать. Поэтому она решила подтолкнуть меня немного: интересно было бы узнать, что я думаю на эту тему:
– Да, Артём, о женщинах. На какие два типа он их делит?
– Галина Леонидовна, что он может знать о женщинах? Он же ими не интересуется! – с задних рядов выкрикнул то ли Марат, то ли Егор.
Пара девчонок прыснули от смеха. Кто-то раздражённо фыркнул: «Очень остроумно» и «Ой, ну перестаньте». Горькая горошина отвращения крутилась у меня где-то на корне языка. Она стала шипеть там, как таблетка аспирина в стакане воды, пузыриться и наполнять мой рот пустой, но желчной пеной. Хотелось ответить им как-то отвратительно гадко, чтобы избавиться от этой разъедающей пены. Но горло перехватило скользким, липким, обидным комком – едкий ответ не пришёл, класс перешёптывался. Гайка смотрела над узкими стёклами очков, приподняв бровь и немного искривив тонкие накрашенные губы в улыбке, в которой были одновременно и превосходство, и подбадривание.
– Так! Тихо там, в райке! Артём, отвечай.
– Левин… делит… делит женщина на два типа.
– Это мы уже знаем, – Галина Леонидовна насмешливо оглянула