– Слушай, я думаю, ты не против, вспашем десятину этих несчастных детей, а?
– Какую еще десятину?
– Мальчик ведь твою десятину пахал?!
– Моя лошадь не семижильная.
– Не гневи бога. Они ведь сироты. Тебе за них воздастся.
– Сироты! А чего же он сам об этом не помнит? Всякий чело век должен знать свое место!
Хасану при этих словах кровь ударила в голову. Саад тоже, убив Беки, сказал что-то вроде этого. И вот теперь Товмарза! Выходит, все они считают себя выше их.
Не нравилось Хасану и то, что его назвали сиротой. Он покосился на Товмарзу, который все не унимался.
– Только этого мне и не хватало, – бурчал он, – сопляк в драку со мной кидался, а я должен землю ему пахать!..
– Он же еще ребенок! Не тебе с ним равняться. Воллахи, удивительный ты человек! – покачал головой Исмаал.
– Не могу! Понимаешь, не могу. И хватит об этом. Мне еще на до три десятины вспахать, те, что у Мазая арендуем.
– Черная у тебя подкладка, Товмарза!
– Уж какая есть. Если собираешься пахать, кончай разговоры.
– Воллахи, черная, как чугунный котел…
Тронули коней.
– Смотри-ка, – сказал Товмарза, – две лошади лучше тянут, чем раньше три. Кляча только мешала им, не давала ходу.
Хасан на этот раз даже не взглянул на Товмарзу.
Только крепче сжал зубы и про себя подумал: «Скорее бы стать взрослым! Уж тогда-то я сведу с вами счеты!»
4
Всего три дня, как Хасан на пахоте. Хусену кажется, будто давным-давно его нет.
Прошлой весной мать дважды, когда возили в поле еду, брала с собой Хусена. С тех пор он забыть не может, как там было хорошо. Вот и просится все эти дни отпустить его. Каких только причин не придумывал, чтобы уговорить мать, особенно упирал на то, что, мол, еда у Хасана, наверно, кончилась. Это, пожалуй, больше всего подействовало на Кайпу. И она наконец согласилась, испекла сискал, собрала еще кое-какой еды и проводила сына с людьми в поле.
Хусену очень хотелось поехать с Соси. Эсет сказала, что отец берет ее с собой. Но Кайпа не отпустила его с ними. А как бы хорошо им было с Эсет!.. Они уже так давно не играли вместе. Кабират не разрешает своим детям уходить со двора и чужих к себе не пускает. А впрочем, Эсет и некогда играть. Мать все больше и больше нагружает ее работой по дому. Только изредка вырвется за ворота, не успеет добежать до ручейка, где всегда играют ребята, а мать уж кричит вдогонку:
– Эй, синеглазый шайтан, а ну марш домой, вот я тебе всыплю!..
И девочка нехотя возвращается.
Зато Мажи и его младшие сестренки Зали и Хади почти целыми днями пропадают у ручья, сооружают там запруды, строят дома из песка… Им-то дома делать нечего. Больная Хажар с радостью отпускает детей, не то будут ныть, есть просить. А дать им нечего. Пусть лучше играют, забудутся…
Хусен не знает отчего, но когда нет с ними Эсет,