– Так не поймут. Все на погром, а я в кущу, где тень гуще.
– Вот видишь! – воскликнул Фрикиш. – Первая строчка есть. Пошли!
И они двинулись к лесу.
Осина холодила лоб.
– Повтори, как ты сказал, – попросил Фрикиш. – Хотя не надо.
И продекламировал:
Мы затем пришли в пущу.
Где тени гуще,
Чтоб ума набраться
И с прошлым рассчитаться.
Чтобы люди не мерли
Без докторов в Туруханске,
Чтоб достатки перли,
С песнею партизанской.
Чтобы….
– Стой! – остановил его Оглобля. – Кажется, расходятся.
– Ну пойди узнай, – отник лбом от осины Фрикиш.
А через минуту Оглобля сообщил:
– Сулили возвернуть доктора.
10
– У счастья есть предисловие, но почти никогда не бывает того, в литературе называется развязкой.
Сталин слушает Бухарина и отлично понимает, что сказать он собирался нечто другое. Чтобы завершить послесловие вчерашнего дня, обернувшегося, хоть и предсказуемым, но неожиданным финалом.
После смерти Ленина прошел год.
Это было время некой бесконкретности.
Оно текло лавинообразно, без пауз, без акцентов на что-то неожиданное и, значит, экстремальное.
Страна, как многим казалось, падала в хаос.
И не было ничего удивительного, что амбиции, как главные показатели будущих разногласий, заиграли с новой силой.
Они захватывали все новые и новые позиции.
От них даже стали страдать те, кто их сроду не имел.
И поджигало всех единственное – отсутствие капитана на мостике корабля.
Формально штурвал был в руках Сталина.
Но рядом находились те, кто заведовал лоцией, держал ключ от кингстонгов и, естественно, руководил матросами.
И вот эти все, или почти все, призванные сделать плаванье безопасным, делали все возможное, чтобы корабль не миновал коварных отмелей и гиблых скал.
И Сталин не стал ждать, когда нужно будет играть аварийную тревогу по случаю пробоины или посадки на мель, а объявил «большой сбор», коим явились Пленум ЦК и заседание Центральной контрольной комиссии.
Разговор был жестокий.
Нет, все же на полтона надо снизить, – жесткий.
Хотя первое подходило больше.
И в результате того, что произошло, совершилось главное – Троцкий был смещен с поста военного наркома.
Те, кто орали о его незаменимости, тут же заткнулись, когда возникла кандидатура Михаила Васильевича Фрунзе – героя Перекопа и многих других сражений и походов.
Свою отставку Троцкий принял с мефистофельской усмешкой.
И именно она более всего и злила Сталина.
Он мог бы понять того, кто хоть в малых чинах, но прибывал в армии, хотя бы знал, что это такое. Троцкий же всю Гражданскую был опереточным военным начальником. И многие тысячи вдов и детей обязаны ему своим сиротством.
Сталин понимает, что негоже спрашивать у гостя, зачем он посетил не очень