– Это чего же?
– Чтобы проповеди вел.
– Ну уж…
Он помолчал и добавил:
– Если это грех, но только не перед Советской властью.
Галактионов собрал бумажки, разбросанные по столу Стильве, и сказал:
– Мелко все это. И даже недостойно.
– Вон как ты запел! – вскричал Стильве, вскакивая со своего места. – Сразу же забыл, что это я тебя сюда рекомендовал!
– Я могу сейчас же написать рапорт об отказе от этой должности, – твердо сказал Галактионов.
Стильве сделал несколько приседаний.
Потом чуть ли не с маху упав на пол, стал отжиматься от него.
Это была его последняя причуда.
– Вот ты с виду умный парень, – на задышливости начал он, – а одного не понял. Разве я враг этому, как он зовет себя, Святителю, но я, как и ты, атеист. А держал здесь профессора Войно-Ясенецкого оттого, что больше Туруханский край и в глаза не увидит ученого с мировым именем.
– Своеобразная любовь, – буркнул Галактионов.
И они по-братски обнялись.
15
Душа у Фрикиша стала на место.
И все другое, что касается организма, тоже. Епископ Лука вновь оказался под его призором.
Но статус того намного возрос, что уже совсем никак не входило в его планы.
Но что можно поделать, коли даже какая-то заштатная смерть безвестного человека, так решительно сыграла ему на руку.
А если Фрикиш, едва из одного дерьма вылез, – хотя грех так величать сбор материала для пьесы о Сталине, – в другое вляпался.
Тогда он, упершись лбом в сосну, полуночил какой-то бешеный эксперимент на виду у Оглобли.
Так он об этом раззвонил на весь Туруханск, и уже на второй день к нему пришла пожилая учительница немецкого языка и сказала:
– Я в молодости, не поверите, чем увлекалась.
Она жеманно сплющила губы.
А поскольку он не выразил любопытства, продолжила:
– Я пыталась по сучьям деревьев предсказывать чью-либо судьбу.
И поскольку он и на это ничего не сказал, заверила:
– И знаете, иногда получалось. Я нашему Бабкину прочила больше будущее. И вот видите…
Этот разговор Фрикишу стал надоедать, когда учительница сказала:
– А недавно мне стало известно, что вам деревья посылают свою поэтическую энергетику.
Она отхлебнула воздуху.
– Ведь это так занятно!
Неизвестно, что Фрикишу сказала бы она еще, если бы на пороге не возникла молодая девка, которая и представилась с порога:
– Я – Екатерина Хренова.
Ну тут во Фрикише немедленно проснулся зубоскал, который, собственно, и определял его сущность.
– Тебе надо скорее замуж выйти, – посоветовала учительница.
– Зачем? – спросила девка.
– Чтобы фамилию сменить.
– Уж не на вашу ли?
А когда учительница ушла, пояснила, почему ей подгрозила:
– Ее фамилия тоже не слаще моей, Редькина.
У Екатерины просьба была более определенная.
– Скоро