(Выхватывает шпагу, бросается к Озрику,
Офелия повисает на руках Гамлета)
О ф е л и я. Прошу Вас, Принц, молю Вас…
Принц, не надо!
Я ради Вас прошу и чувства моего…
Ведь я… ведь мы…
ведь Вы меня любили!..
Принц, не надо… (Офелия падает в обморок,
Озрик прячется за спину Полония).
Г а м л е т. Зачем Вы, как же так? Ведь это крыса!
Я мир хотел избавить от него…
Ведь он неисправимый мастер закулисы
он Вам… зачем-то нужен… для чего?
Хотя и впрямь, по здравом размышленьи,
Я должен метить в высшего231. Да, знаю…
Придется отменить спонтанное решенье.
И все равно, убей, не понимаю…
(Озрик и Полоний поспешно уходят. Озрик ведет
под локоть Полония. Офелия очнулась)
О ф е л и я. Ты не поймешь меня…
я так любила сильно, тебя…
и не сравнится с той любовью,
ни бурный океана зов с раскатом грома,
что дико разрезая скалы,
на замок набегает, как орда,
стремясь и поглотить, и уничтожить,
в округе все живое навсегда.
С ней не сравнится пламя, нежно
сначала, лижущее медленно кустарник
затем, неудержимо разрастаясь,
сжигает с треском жутким вековые сосны,
под корень подрубая рощи,
дубов раскидистых, стоящих на пути…
С ней не сравнится раскаленный жар пустыни,
готовый сном порочным, суховеем
лишить последних сил, как будто бы играя,
всех, кто решился
дерзнуть тягаться с ним.
В надежде счастье, найти
и обрести блаженство рая.
С моей любовью чистой не сравнится,
полет души свободной над ущельем,
Когда себя теряешь над пучиной…
лишь только эхо тела остается,
смешавшись с бурей, душу отпустив,
куда не знаешь…
Ничто мне не вернет любви погибшей
и ты виновен в том, и нет пощады,
предавшему любовь, пусть и невольно…
Прощай232, прощай…
Забудь… Всё… Навсегда…
Г а м л е т. Офелия, твой голос, словно эхо,
утраченного счастья, разрывает
мне душу на куски и поминальным,
протяжным и тоскливым, жгучим звоном,
мне удлиняет ощущенье дикой
и нестерпимой сладострастной пытки.
За гранью человеческих страданий
до глубины всего меня пронзает,
без права и надежды на прощенье.
Как окончательный, холодный,
беспристрастный,
неотвратимый и угрюмый приговор.
В глазах, застывших смертника, последней,
потухшей искры отблеск задувает.
И в жар бросает, хладный липкий пот.
А он еще таит надежду на прощенье
и уж почти готов ступить на эшафот.
В твоих очах ищу я робко
хоть малую крупицу состраданья.
Как, уносимый бурей и потоком,
раздавленный