– Разумеется! Неоднократно.
– Кому? Серякову?
Семён Матвеевич перестал жевать. Солнце клонилось к горизонту и мелькало из-за проносящихся мимо деревьев. Яркие всполохи озаряли лицо Семёна Матвеевича, словно фотовспышки, освещающие усталое лицо большого и ответственного человека. Красноречивое молчание этого мужа говорило о том, что совсем уже глупые вопросы можно было бы и опустить.
– Мелковат он ещё для этого, – ответил Семён Матвеевич вполне деликатно, несмотря на то, что вопрос заслуживал большего.
– Значит, он вправе думать о вас то же, что и вы о нём?
– Это как?
Такого поворота этой темы он не ожидал. Мысль о том, что Серяков вправе что-то думать, да ещё о нём, о заведующем кафедрой, ему как-то не приходила в голову.
– Значит, он вправе считать вас такой же бездарью, как и вы его? Согласно принципу презумпции бездарности.
Прежде чем ответить, Семён Матвеевич опрокинул очередную рюмку коньяка. На лице его появилась вполне заметная ироничная улыбка. К глупости вопросов Постороннего он уже начал привыкать, и они его даже несколько забавляли.
– Он может думать о ком угодно и что угодно. Его мнение никого не интересует.
– Так уж никого. У него же есть свой круг общения. С кем он общается?
Семён Матвеевич покачал головой, как умудрённый опытом педагог под впечатлением наивности вопросов своих подопечных.
– Вы полагаете, у меня нет других забот, как следить за кругом общения Серякова?
– Я полагаю, что как руководителю и как психологу, вам должно быть это интересно.
Семён Матвеевич расхохотался неподдельным смехом. Предложение Постороннего его откровенно рассмешило. Оправившись от смеха, он махнул рукой и влил в себя новую рюмку коньяка.
– Вы уж не обижайтесь, что я так, по-простому, – продолжил он, не закусывая. – Я вспоминаю свою молодость. Кто-то интересовался моей жизнью? Кто-то мне в чём-то помог? Всего чего я достиг, я достиг вот этой головой.
Семён Матвеевич красноречиво постучал себя по голове, и звук от этого стука ничем не напоминал стук от удара об стол. Этот звук отразил в себе всю мощь интеллекта, силу воли и, наконец, неукротимую энергию человека, который сделал себя сам.
– Если бы кто-то заинтересовался моим кругом общения, – продолжал Семён Матвеевич, – я бы оскорбился. Хуже того, я бы набил ему морду! Извините за выражение.
– И всё же, смею заверить вас, что окружением вашим интересовались. И не один человек.
– Если вы имеете в виду мою первую жену или моего тестя, то от них я ничего не получил. Более того, мне пришлось силой вырывать у них то, что принадлежит мне по праву. Тоже мне, интеллигенция старорежимная! Врачебная этика, врачебная этика! Ещё скажите – тайна исповеди! Сильный человек его пациентом никогда не стал бы. А остальные – только и достойны того, чтобы служить демонстрационным материалом!
Коньяк в сосудах Семёна Матвеевича действовал, как детектор лжи. Он требовал всю правду наружу, какой бы горькой она не была.
– И что случилось с вашим тестем?
– То,