Слава и Лев долго не могли прийти к единому мнению на этот счёт. Закрывали двери и начинали выяснять, кто прав, а кто виноват (и ещё раз, взрослые: не существует таких межкомнатных дверей, способных изолировать ребёнка от ваших суперсекретных разговоров!). Так что я всё слышал и, конечно, переживал, чувствуя себя причиной какого-то раскола между ними.
– Ребёнок должен видеть, что люди в одной семье любят друг друга и могут это друг другу показать, – говорил Слава. – Иначе он сам никогда не научится проявлять чувства.
– Ну, наверное, его надо учить не на таких примерах, – Лев говорил намного тише, чем Слава, и к нему надо было усиленно прислушиваться.
– А чем мы плохой пример?
– А ты не понимаешь? Там, на улице, другой мир, не тот, который мы тут вокруг него создали. Он пойдёт в школу и столкнётся с тем, что реальная жизнь сильно отличается от его жизни с нами. Больше никто так не живёт.
– Реальная жизнь? А мы что, не реальны?
Слава говорил настойчиво и давяще. Лев – будто бы защищаясь.
– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать…
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – соглашался Слава. – Я не понимаю, почему ты это говоришь. Ты собирался всю жизнь играть в друзей?
– Ничего я не собирался, – раздражался Лев. – Я и жить с ребёнком не собирался.
Стало тихо. Скрипнул стул.
Наверное, то, что я тогда почувствовал, можно сравнить с мыслями ребёнка, который узнал, что должен был стать абортом. Они меня не хотели.
Я заплакал. Тихонько, чтобы не привлекать внимание.
После тишины, продлившейся больше вечности, Слава наконец произнёс:
– Семья – это то, что с тобой навсегда. Вещи, красота, партнёры – пришли и ушли, а семья никогда не уйдёт. Он – моя семья. Если ты не планировал быть её частью, то я тебя не держу.
– Я хочу, я не это имел в виду! – быстро ответил Лев.
Шаги зазвучали ближе, и я быстро метнулся к коробке с игрушками – делать вид, что я упоительно играю и ничего, совсем ничего, вот даже чуть-чуть, не слышал.
Уже открыв дверь комнаты, Слава сказал, обернувшись на пороге:
– Тогда я больше не хочу этого слышать.
Они не разговаривали до вечера, а у меня не очень получалось чем-то себя занять. Я не понял слова про мир и про реальность, у меня даже чуть-чуть не было об этом догадок. Непонимание тревожило ещё больше, а чувство вины за произошедшее висело в груди тяжёлым камнем.
Я уснул с тоскливыми мыслями, а первым, кого увидел утром, был Лев. Этого я меньше всего ожидал. Он обычно не обменивался со мной больше чем двумя фразами и уж тем более не будил по утрам.
Да и тогда он не то чтобы «будил». Сел на край моей кровати, явно чувствуя себя не в своей тарелке, и спросил неестественно бодрым голосом:
– Хочешь, сходим сегодня погулять? Вдвоём.
Я не хотел. Но сказал:
– Хочу.
Я