Слава перестал есть, отложил вилку. Помолчал какое-то время, потом сказал ровно, спокойнее, чем раньше:
– Я не хотел добавлять тебе стресса, ясно? Ты и так был вырван из привычной жизни, к тому же переживал из-за мамы.
– Я не переживал.
– Переживал, Мики, даже если тебе кажется, что это не так.
На самом деле я не знал, переживал или нет. Мне было тяжело давать определения своим чувствам и эмоциям. И просто из нежелания оставлять за ним последнее слово я повторил:
– Я не переживал…
Слава тяжело вздохнул. До конца обеда мы ели молча.
Нельзя сказать, что Лев мне категорически не нравился. Сейчас я определил бы это как чувство стеснённости и неуюта из-за необходимости жить рядом с чужим человеком. Думаю, это знакомо всем, кому приходилось делить одну жилплощадь с совершенно посторонними людьми или дальними родственниками.
К тому же у нас не находилось совершенно никаких точек соприкосновения. Разве что мы оба любили читать книги. Но я читал «Чиполлино», а он Булгакова.
Именно Лев придумал то, что я ненавидел больше всего, – режим. Я должен был просыпаться, есть и спать в одно и то же время. Особенно мне не нравилось ложиться в десять вечера, но Слава говорил: «Это ещё по-божески». Когда мы жили с ним вдвоём, то смотрели «Симпсонов» и «Южный Парк», пока не начнёт рассветать, и никаких режимов не существовало. Но с тех пор, как мы начали жить вот так, всё поменялось и стало серьёзнее. Больше не было никаких мультиков с матами, бессонных ночей и «Несквика» на ужин.
Я подумывал, что ещё было бы не поздно изменить своё решение и переехать к бабушке. Но вряд ли она ест «Несквик» и смотрит «Симпсонов», так что смысла в этом было не много.
Пару раз Лев читал мне книги на ночь и делал это абсолютно бездарно. Засыпал я исключительно от скуки, причём не только я, но и Слава – в соседней комнате. Наутро он говорил Льву:
– Не понимаю, как можно было прочитать «Буратино» так, что он звучал будто учебник по квантовой физике…
Лев раздражался:
– Я тебе сразу сказал, что у меня не получится.
Интуитивно я тогда почувствовал, что «не получится» касалось не только чтения сказок на ночь.
Со Славой всё было проще: он рассказывал мне про художников, музыкантов и писателей, учил рисовать, ставил пластинки, и всё это мне нравилось.
В один из таких дней, когда мы лежали на полу возле патефона, я даже спросил у него, как у всех этих людей получается делать такие шедевры.
– Они талантливы, – объяснял Слава.
– А у меня есть талант?
– Я думаю, что у всех есть талант.
– А какой у меня?
– Пока не знаю, – Слава щёлкнул меня по носу. – Но не переживай: талант всегда себя проявит.
– А у тебя есть талант? – не унимался я.
– Да. Я рисую.
– А у Льва есть талант? – я самодовольно улыбнулся, уверенный, что подловил Славу. Если Лев бесконечно далёк от искусства, какой там может быть талант?
Но Слава