Автоматные очереди слышались всё слабее и наконец совсем смолкли.
Наступавшие части всю первую половину дня шли вперёд, не встречая сколько-нибудь серьёзного сопротивления противника. Расчёт Голубева ни на шаг не отставал от стрелкового батальона. Пехота уже перешла железную дорогу и спустилась в огромную котловину. – Воздух! – вдруг раздался голос наблюдателей.
Артиллеристы, пустив лошадей в галоп, добрались до низкорослого ельника, тянувшегося вдоль железнодорожного полотна, спрятали пушку среди деревьев. Недалеко разорвалась бомба, не причинив вреда. Самолёты, отбомбившись, улетели. Зато ожили доселе мирно стоявшие стога. Замаскированные в них вражеские пушки, самоходки, крупнокалиберные пулемёты открыли по нашим боевым порядкам ожесточённый огонь.
Голубев приказал выкатить орудие на прямую наводку и установить в неглубокой свежей воронке. Рядом, откуда ни возьмись, появилась «дивизионка», тоже облюбовавшая воронку, но несколько поглубже. Подбежал командир батареи.
– Бей осколочными вон по тому стогу! – показал он на высокий островерхий стог, который возвышался прямо перед орудием.
С первого выстрела стог как-то осел, окутался дымом и вдруг вспыхнул ярким пламенем. Голубев послал туда ещё один осколочный. Крупнокалиберный пулемет замолчал.
– Отлично! Теперь ударьте по стогу, вон по тому, который рядом с кустом. Бронебойным, только бронебойным – там самоходка.
Её было хорошо видно: при стрельбе с неё частично слетела солома, и теперь самоходка стояла похожая на какое-то огромное чучело.
Но гитлеровские артиллеристы опередили. Вражеский снаряд разорвался неподалёку от орудия. Со стоном упал на землю Светлицкий: осколок насквозь прошил его плечо. Струйками стекала кровь и с руки прави́льного Ковалёва.
– Раненых отвести в тыл, – приказал Голубев уцелевшему заряжающему, а сам остался у орудия.
С непокрытой головой – упала и куда-то закатилась каска, – весь испачканный гарью, Голубев зарядил орудие, прицелился и ударил по самоходке.
– Давай ещё, ещё! Я подам снаряды! – пришёл на помощь комбат.
Иван навёл перекрестие под самый низ гусеницы самоходки, выстрелил. Теперь он уже не наводил орудие, а вёл огонь бегло, пока не израсходовал все три снаряда, поднесённые комбатом.
– Горит, видишь, горит зараза фашистская! – крикнул комбат.
Вдвоём (откуда берутся в такие минуты силы!) они выкатили пушку из воронки. Быстро вернулся