Из ямы выходец, не слишком он тяжёл,
Но прочного прочней – на будущее посох,
Когда теряешься в разрозненных вопросах,
И слышится в ответ жужжанье чутких пчёл,
Которые поют, угадывая в росах
Мёд незаслуженный: а посох-то расцвёл!
Убийцею создатель Ватикана
Был, говорят, но не был или был
Воистину неугасимый пыл,
Способный жизнь вдохнуть и в истукана,
И гнёзда свить за неименьем крыл
Из мрамора для душ, пока Тоскана
Не вспыхнула от спящего вулкана,
Таящего спасительный насыл
Предвечного там, где жильё увито
Сквозь виноград побегами плюща,
Явившими в переплетенье сито
Для солнечных лучей, когда праща
Давидова грозит, но, трепеща,
Воскресло то, что якобы убито.
Мечтатели вздрогнут. Учёные скажут: ошибка.
Искусственных крыльев нельзя заменить налету.
Движение губ. Незадолго до вздоха улыбка.
Так пробовал каждый во сне целовать пустоту.
Шагнуть не решаясь, быть может, сама бы взлетела,
Однако крыло вместо крыльев – насмешка судьбы.
Отчаянный взмах неустойчиво хрупкого тела,
Предчувствие танца задолго до всякой ходьбы.
И только смертельная рана в недвижном полёте,
Когда близоруких богов оскорбляет хвала;
Живое тепло самодельной уступчивой плоти
При мысли безжалостной: Статуя лучше была.
Где киммерийские царили земледельцы,
Где солнце мешкает на рыжих склонах гор
И где прельщается развалинами взор,
Как будто древние не вымерли умельцы,
Там расселяются теперь домовладельцы,
Сдающие внаём рокочущий простор,
И резче всяких букв свидетельствует сор:
Здесь люди – не жильцы, здесь жители – пришельцы;
Над морем вкрадчивым ребристый Карадаг,
Навеки в сумерках очерчен лавой ржавой,
И в скользких трещинах опасен каждый шаг.
Крым всё ещё грозит внезапною расправой
Тому, кто привлечён твердынею лукавой
И на развалинах затеплил свой очаг.
Все лето, все лето
Горюет горлица на голубой горе,
Не зная, что где-то
Душа сочувствует неведомой сестре:
«Послушай, послушай!
Кому ты молишься, незримая, без слов,
Над морем, над сушей
Зачем разносится твой одинокий зов?
Утрата, утрата!
В безгласном камне узнаешь любимый лик
Весь век до заката
В небытие роняя выплаканный миг.
Оливы, оливы!
Пускай вселенная не Гефсиманский сад;
Мы так же сонливы,
Как были два тысячелетия назад.
Спасите, спасите!
Часы не тикают, но тем слышнее стон.
Хоть солнце