И сейчас я не мог не согласиться с юным собой. Не понимаю людей, которым нравится море. Эта совершенно чужая для человека среда, величественная и убийственная, всем своим видом предупреждает – держитесь подальше. Но, наверное, это еще больше раззадоривает людей.
Я невольно подумал, что сказали бы об этом камни, лежащие на берегу.
Мария отвлекла меня от завораживающего зрелища накатывающих и разбивающихся волн, и мы с ней медленно побрели вдоль берега.
– Ты ведь помнишь, что я рассказывала про нас с Йоханнесом?.. Ну вот. На самом деле, мы уехали с Гавайев не только потому, что я была больна.
– Почему еще?
– У меня был ребенок, – Мария впала в глубокую задумчивость и не меньше, чем через две минуты, добавила: – Вроде как.
– Что значит вроде как?
– Он правда был. Я имею в виду, я забеременела. А в Израиле родила. Мы с Йоханнесом не особо этому обрадовались. Мы не детоненавистники, просто понятия не имеем, что с детьми делать. И часто обо всем на свете забываем. В общем, так себе из нас родители.
– Понятно, – сказал я. – А где ребенок сейчас?
– С моими родными.
Хотя Мария сказала, что они с Йоханнесом не больно-то хотели ребенка, такая лаконичность все равно немало меня удивила. Какие бы у них ни были соображения по поводу пополнения семьи, обычно к уже родившемуся малышу не относятся так, будто он чужой.
– Как его зовут? – продолжил выпытывать я.
В комнате было темно. Ее освещало лишь пламя нескольких свечей. Ребенок мирно спал в колыбели. Йоханнес сидел на полу. Мария присела рядом и положила перед ними большой лист бумаги, золотой и серебряный фломастер и два темных платка.
– Мы завяжем друг другу глаза, – сказала она. – И будем писать по очереди. Ты будешь золотыми согласными, а я – серебряными гласными. Напишем четыре буквы – чтобы поровну и не было слишком длинно.
Йоханнес кивнул. Он поднял на ладони монету, показал на аверс и на Марию, на реверс – и на себя. Подкинул монету. Первым предстояло писать ему.
Йоханнес завязал Марии глаза, а она – ему. Йоханнес нащупал фломастер, взял его и вывел на бумаге букву «М», потому что любил Марию. Мария начертала «О», потому что любила Йоханнеса, а эта гласная следовала сразу за первой буквой его имени. Йоханнес написал «З», потому что буква была похожа на тройку, а их теперь было трое. Мария закончила буквой «Е» по той же причине – если знак отразить, он тоже превратится в тройку.
Йоханнес потянулся к Марии, чтобы снять с нее повязку, но руку,