– Ничего, – заверил я. – Когда я был маленьким, пропал мой одноклассник. До сих пор не могу отойти и хотел бы выяснить, что с ним случилось.
Я был уверен, что Мария, со своими странными взглядами на мир, не станет задавать лишних вопросов, и оказался прав. Она спросила только, в каком году это случилось, и пообещала сделать все возможное.
Мы еще долго гуляли по берегу, потом сидели у разведенного костра, ели и пили, разговаривали – и долго молчали. С Марией и Йоханнесом это было на удивление приятно. Кажется, один я чувствовал себя немного неловко: старался не смотреть на Марию и, конечно, постоянно бросал на нее взгляд. Мне хотелось вытянуть из ее головы весь туман и выпить его, чтобы хотя бы на мгновение стать тенью Йоханнеса. Или, на худой конец, увидеть, что случилось с этими двумя на самом деле. Мне казалось, за их тесной связью кроется какая-то тайна…
Время, проведенное у моря, подействовало на меня бодряще. Мэт на следующее утро тоже чувствовал себя как нельзя лучше. Мы сошлись во мнении, что Мария и Йоханнес очень славные, и делать такие вылазки нужно почаще.
Через несколько дней мне позвонила Мария. Я ответил с замиранием сердца, но она тоном следователя уточнила примерное время исчезновения Луки, его имя, фамилию, школу и приблизительный домашний адрес, после чего отключилась, не попрощавшись. Следующим вечером мне прозвонился некий Семен. Натужно откашлявшись, он сказал прокуренным голосом, что готов обсудить мое дело в следующий вторник, если мне удобно. Я впал в ступор и лишь насилу сообразил, что этот звонок – результат трудов Марии. Мы договорились о встрече.
Отложив мобильник, я ощутил укол совести. Мы с Мэтом после морской прогулки чудесно проводили время, ни дать ни взять парочка школьных друзей – или, смешно, молодоженов, – что немало помогало мне отгонять мысли о Марии, и я так и не удосужился выполнить ее просьбу. Но откладывать дальше было нельзя, и я собрался в родительский дом. Предупредил заранее, меня без большой охоты согласились принять вечером.
Мэт собирал меня в этот поход, словно я отправлялся к его родителям, а не к своим собственным, так что я явился при полном параде и с бутылкой благородного вина наготове. Это, как ни странно, действительно смягчило отца. А когда я зашел на кухню и, удивленный тем, что от меня не потребовали поздороваться с Ильей, спросил без задней мысли, как он себя чувствует, смягчилась и мать.
– Он приболел, – сказала она. – Вроде ничего страшного. Он спит, а завтра, если температура опять поднимется, отвезем его в больницу, на всякий случай.
После тягостной паузы отец без особой решимости спросил, как мои дела. Я немного рассказал о своей работе, опуская подробности (мои родители, одни из лучших врачей в городе, справедливо считали мою клинику, мягко говоря, нехорошим учреждением и выходили из себя, когда я невольно напоминал им, где конкретно работаю), о том, что сейчас нахожусь в отпуске и в основном провожу время дома или общаясь с друзьями.
– Кстати