Шагнул было к Фёдору, а тот со стоном из таза выпрыгнул и как от проказы в угол забился и оттуда матерно на Василия сквозь зубы опухшие закричал:
– Иди ты… вместе с женой своей, туда… куда… разъярит твою… подальше!
После, правда, успокоился, обмяк, брат всё-таки, любимый. Два часа рассказывал, как гульнул у реки, как уснул в бане и как оказался в таком болезненном состоянии. У Василия после объяснения с братом будто бы камень с души сняли. С легким сердцем в свой дом пошел.
Баню протопил, первый жар, как хозяин на себя принял. Отправив жену на пар вторичный, вдруг вспомнил, что воду-то холодную почти всю на себя потратил.
Уже с ведрами, что водою с реки наполнил, в предбанник вошёл и в проёме приоткрытой двери увидел Аксинью. Та без одежды, украшений, с волосом распущенным, не видя мужа, веник омывала. Женщина ещё не рожавшая, тело молодое, жаркое, груди как две скалы, бёдра белые округлые взбили естество мужское. Замер Василий, ведра из рук выпали, с гулким стуком и плеском воды разлитой покатились по полу. Аксинья повернулась на звук, выпрямилась. Впервые не ойкнула, без суеты чуть прикрыла розовые груди и улыбнулась. Вспыхнул от смущения Василий, поднял вёдра и вышел из бани за новой порцией воды.
А потом была их ночь, самая благодатная, чувственная, открытая, просветленная, чистая, обоюдная и желанная, наполненная благостной любовью и истомой, во время которой и зародилась новая жизнь.
В рождественские праздники Василий по гостям с Аксиньей с большим желанием и достоинством ходил. Полнота и походка жены выдавали в ней будущую мать.
Когда Аксинье по делам женским доводилось в Бийске бывать, цыганку ту, что ей помогала, искала. Оказалось, табор тот откочевал, но местные цыгане пообещали по связям своим сообщить об Аксинье.
А 22 марта, в день сорока мучеников, для Василия двойной праздник – жена сына родила. К Пасхе крестины наметили. Только вот имя никак подобрать не могли, всё, что родственники и знакомые предлагали, Аксинье не по душе приходилось. Опять цыганка помогла. И ведь не обманула, перед крестинами в дом явилась. Подошла к люльке и ласково вымолвила:
– Вот и Павлушечка наш.
Через год Василию опять забота – новую люльку пришлось мастерить. Дочка родилась, ну просто копия мамы! Всего-то различий – одна кареглазая, другая черноокая. Евдокией назвали.
Фёдор вскоре женился. Подруга его по сердцу всей родне Басаргиных пришлась. Через год тройню принесла, – мальчика и двух девочек.
Глава 3. Братья
Быстро летит время, прошла масленицы, и майское солнце расцветило природу, значит, скоро лето, а там и до великого праздника – Преображения Господня рукой подать. Огласятся улицы карагайские и тайнинские весёлыми песнями, тройки по улице и полям помчатся, во дворах столы богатые накроются, заходи