С тех пор, как она впервые поела, муха еще трижды подлетала к сытной жидкой кормушке. Не столько потому, что хотелось есть, но стараясь разбавить странную неподвижность мира. На время полетов тревога унималась, и когда в очередной раз она покинула свое убежище, решила длить это спокойствие и просто лететь. Круг за кругом она снова и снова облетала комнату, вспыльчиво меняя высоту, скорость и направление. В конце концов, силы иссякли, и перед тем, как вернуться в свое убежище, нужно было снова поесть. Капля иссякла, и она обежала поверхность в поисках чего-то иного. Такой большой и сытной еды больше не было, разве что под носом Врага. Но Голос моментально отреагировал запретом на эту мысль, разгромив внутренние тишину и покой, и мухе пришлось подчиниться. Но это ничего, говорила она себе. Запахов много. Самый яркий привел ее к белым сверкающим крупицам просыпанного сахара, и она с упоением насыщалась им.
Перемены начались внезапно и обильно. Враг зашевелился, наполнив комнату множеством разных очень громких звуков, куда более громких, чем могла выжать муха из своих крохотных крыльев. Может, она и не такая уж управительница всего этого? И как ответ на мысль, враг покинул ее мир и вместе с ним вдруг пропал свет, а следом стало иссякать и тепло. Только в отдалении теплилась печь, единственный источник жизни. Выходит, Враг управляет миром. Эта мысль и исчезнувшее вместе со светом тепло напугали ее. По запаху она нашла свое строе укромное убежище, где очнулась сегодня закостенелая и пыльная, и забралась в него. Тепло быстро уходило. Даже недра отдаленного источника стали остывать. Но знакомая и близкая теснота плафона успокаивала, обламывала острия у пугающих перемен. Мир становился все холоднее, недружелюбнее. Гасли запахи. Что же теперь будет? – подумала муха. Но волнение не успело развиться. С прохладой пришла тяжелая, сковывающая леность. С долей нежности она спеленала и обездвижила лапки. Муха попыталась смахнуть невидимые путы и пару раз ударила по воздуху крыльями. Это не помогло. Вскоре сил не хватало уже и на это. За конечностями последовало тельце, мысли, и вот она снова лежала на спинке, неподвижная и хрупкая, одна в темноте и холоде огромного мира.
Сознание вернулось внезапно. Свет свободно проникал в глаза, и мир десятком игл больно воткнулся в мозг. Бежать! Скорее! Чуть дальше, туда, где темно. Тельце, сухое непослушное тельце предательски молчало в ответ на приказы и мольбы о спасительном рывке. Мучительно долго муха вынуждена была неотрывно смотреть прямо на источник света, ослепляющий и выжигающий ее изнутри.
На этот раз память не подвела. Муха помнила еду, полет, пространство и Врага. Кровь