Самолёт покатился. Голос из динамика просит отключить телефоны. Достаю свой и пишу Монике: «Я в самолёте. Взлетаем. Кажется, она на соседнем кресле». Ровно через четыре удара сердца приходит ответ: «У тебя вся ночь над океаном, чтобы проверить это. Не вздумай спать».
Удерживаю палец на кнопке выключения. Экран гаснет.
– Это я, – сказала соседка.
– Что?
В горло словно запихнули скомканный выпуск воскресной газеты.
– Это я взяла твои наушники. Прости. Мне не положили.
– А… я так и понял, что это ты.
Мефодий
Ему приснилось, что он куда-то спешил, как вдруг услышал позади чьи-то шаги. Обернулся, но в темноте не увидел лица, лишь седую бороду до ключиц и вышитое на рубашке колесо.
– Что тебе надо, старик?
– Не горюй, – отвечает ему человек, – не бывает разлук, а смерть – это дверь. Мы все одни и те же души на этой земле, только меняем вид. Ты ещё найдёшь того, кого потерял, если не сейчас, то потом.
– Я должен идти.
Мужчина проснулся, откашлялся, заморгал в темноту.
– Я должен идти, – повторил он уже наяву.
Жена погладила его по затылку и прошептала:
– Спи.
– Я должен идти.
– Хватит туда ходить.
Она встала, подошла к люльке, посмотрела на спящего малыша. Её муж слез с печи.
– Ложись, – едва слышно произнесла она.
Он покачал головой и заправил штаны в сапоги. Женщина вздохнула и вышла в сени, достала с полки замотанный в полотенце хлеб, отрезала кусок и обвернула его платком. Принесла из погреба моркови, налила во фляжку воды.
– Вот, возьми, – сказала мужу, когда тот появился в сенях.
Он приложился губами к её лбу. Знал, что ей тоже приходилось терять, только женщине легче переносить боль – так сама природа защищает её.
Мужчина шагнул в пахучее утро, в настоянную веками тишину. В палисаднике качались головки мака на тонких стеблях, в лесу за речкой ухнула сова, в крайнем хозяйстве залаял пёс. Мужчина вошёл в хлев, посмотрел на уздечку и на седло. Постоял. Руки ослабли, а в груди словно образовался провал, невыносимая, жгучая пустота.
– Мефодий, – тихо позвал он, сам не зная зачем.
В саду затрещал сверчок. Мужчина утёр лицо рукавом, набрал охапку сена и связал его. Взвалил сноп на плечо и зашагал под холодными звёздами, под ледяной луной. Спина сгибалась от тяжести ноши, но сердцу