Я расплатился, вышел из бара и огляделся. Эхо пустой улицы донесло до меня скрип замка, звук падающих в сумочку ключей, стук каблуков. От двери неподалёку отделился женский силуэт в шали с бахромой. Она устремилась к перекрёстку.
– Ифиджения? – крикнул я наугад и побежал за женщиной.
Она обернулась и прошлась по мне взглядом.
– Сторожил? Как ты узнал, где я живу?
Я что-то пробормотал. Сердце стучало, как её каблуки мгновение назад. Она взяла меня за рукав, потянула к свету. Я застыл от вида персидского лица, зловещего изгиба бровей и красных губ.
– Ты ни разу здесь не был. Кто тебе рассказал про меня?
– Адрастус.
Она несколько раз моргнула.
– Сколько у тебя денег?
Я открыл перед ней кошелёк. Ифиджения прошлась по купюрам ногтями, вытащила их и засунула в свою сумочку.
– Два дня, – сказала она и зачем-то стукнула каблуком. – В каком отеле твои вещи?
Воскресение и понедельник мы не раздвигали штор и не пускали горничную. Иногда, наспех одевшись, я выбегал на улицу за хересом, хлебом и апельсинами. Из страха не смотрел на циферблаты ни на руке, ни на площади, ни на стене.
– Мне не нужны твои часы. Только деньги, – проговорила она два дня спустя, собирая чёрные волосы в пучок.
– Сколько тебе нужно денег?
Она потянулась за сумочкой, достала из неё сложенный тетрадный лист, прошлась по нему зрачками.
– Ещё примерно столько же.
Впервые за те два дня я взглянул на отцовский подарок и прикинул, сколько за него могут дать в лавке, которую зачем-то заранее присмотрел на углу. Обхватил Ифиджению сзади, прижался виском к её горячей спине и прошептал:
– Подожди. Не раздвигай шторы. Сейчас приду.
По возвращении я протянул ей деньги. Она пересчитала купюры и произнесла:
– Ну вот. В этом октябре больше никто меня не дождётся.
В четверг, двадцать седьмого октября, я проснулся уже без Ифиджении. Вдохнул запах её подушки, снял наволочку и положил в саквояж. Соскрёб с тумбочки мелочь на билет до Игуменицы и поплёлся к причалу.
– Вижу, что нашёл её.
Дядя встречал меня на пристани. Он сжал моё плечо. Я не смотрел на него.
– Знаю, дружок. Потерпи неделю. Потом за работой время быстро пролетит до следующего октября. Денег поднакопишь. Я первые два года так же, как ты, еле живой с парома сходил. Думал, ничего лучше уже не случится. Потом возвращался к твоей тёте, и забывалось.
– Ничего лучше уже не случится, – пробормотал я.
– Пройдёт. Всё пройдёт.
– Может, жениться на ней? – встрепенулся я. – Знаю, где она живёт. Сейчас же вернусь в Керкиру…
Адрастус расхохотался.
– Она уже была замужем. Четыре раза. Последний муж её чуть не убил. Говорят, нашёл у себя под кроватью самого мэра. Той же ночью увёз сыновей-близнецов на материк. Ифиджении разрешает навещать их только раз в год, в день их рождения, двадцать девятого октября.