– Да что ты, в самом деле! – возмутилась тёща. Она нахмурилась и в профиль стала похожа на Бонапарта. – Как будто дело в сегодняшнем профсоюзном собрании! Ты прекрасно понимаешь меня. Мне обидно, что мой зять, крепкий тридцатилетний мужик, неглупый, способный, видимо, ценный, может быть, работник – Генчик! Неужели ты не видишь, что в этом – всё! Всё!
– Ну и что? – Генчик натянуто улыбнулся, вставая из-за стола. – Замзава все зовут Лёха, Ерофеева – Пека.
– Да что вы, в конце концов? Институтки? Почему вы так расхлябались, раскисли?
– Сама структура учреждения… – начал Генчик, но тёща прервала его:
– При чём тут структура? Лентяи вы, вот что. Слишком удобно вам жить. И вся ваша уступчивость… противна! Вы считаете себя интеллигентами, поддакиваете, подхихикиваете… Какие же вы интеллигенты?
– Может быть, я, – Генчик подёрнул плечом, – не достиг того, на что вы надеялись… Что ж, может быть, я такой – поддакиваю, не ругаюсь, но я не могу быть иным, понимаете?
– Тихая жизнь…
– Да не тихая же! Простите. Да, вашей жизни хватило бы на три – но наша-то жизнь другая! Происходит постепенное накопление духовных ценностей, и этот процесс необратим. Он идёт незаметно, тихо, в узком общении, в семьях…
Тёща хмыкнула.
– Слова какие… Процесс, накопление… Ты с тёщей-то поругаться не умеешь. Да стукнул бы по столу кулаком, закричал. Про-сти-те. За что ты прощения просишь? Честные вы, честные. А подлецам только такую честность и подавай.
Генчик лежал на спине, заложив руки за голову. Окно квартиры выходило во двор, и было совсем тихо и темно. Лида не спала. Он чувствовал это, и это его раздражало.
– Ты не спишь? – спросил он.
– Нет, – ответила она, помолчав.
– Спи.
– Знаешь, – она вздохнула, – тишина какая-то мёртвая. Хорошо, когда деревья шумят.
Он промолчал.
– Тянем ниточку и боимся, что она порвётся.
– Не порвётся. Спи.
– А вы ходите пить пиво?
– Да. Всё в точности.
– Конечно, у нас будут и маленькие ресторанчики, и «бистро», где можно будет поговорить за чашкой кофе. Всё, как в Европе. Но почему-то кажется, что мы серьёзней этого, значительней.
– Чепуха какая. Спи.
Генчик повернулся к ней спиной.
– Вот и порвалась. Надо завязывать узелок.
– Лида. Скучно это, скучно, понимаешь? Жить надо, а не… узелки завязывать.
Ерофеев в жёлтом тиснёном галстуке присел на край стола.
– «Спартачок» в трансе? – спросил он. – На коньяк собираешь?
– Ещё не вечер, – ответил Генчик, откидываясь на спинку стула. – Покупаем Зидана.
– На средства «Спортлото»?
Генчик засмеялся.
– Кстати, о «Спортлото». Собираются трое, строить, и…
«Да, – думал