Дельта
Кромка воды
Если зацепиться взглядом за кромку воды, бегущую вдоль города, внутри него, и петлять по этой линии весь день – куда она заведёт? Можно обойти за этой кромкой Елагин остров или Крестовский. Можно споткнуться у заводских оград на Неве. Можно пройти самую волнующую часть суши от Горного института до набережной Макарова. И сейчас, в самые тёплые и белые ночи, когда поднят полог и человек склоняется над тайной тёмного времени суток, – что он там видит, кроме границы воды и суши, темноты и света? Он бредёт за кромкой, ожидая ответа, но она приводит его в лучшем случае туда же, на старое место, замкнув изящный образец. Куда стремиться, если всё в тебе самом, в пространстве твоего стола и лампы, произвольно и решительно ограничившей тебя и оградившей? Но кромка воды, бегущая от башмака, необъяснимо наполняет голову лёгким звоном и безмыслием, неким подобием аутотренинга, если вводить в русский текст слова безумных толкачей прогресса. Кстати, вскоре и они созреют для коллективных походов от мыса Канаверал до Ньюфаундленда. У нас другие предпочтенья. И где бы мы ни склонялись над водой: у Петропавловки, на Фонтанке, Мойке, у Крюкова канала – всё сияет Эгейским морем, всё им полно, и вычурные очертания Пелопоннеса и Эвбеи держат в своих руках колонны Акрополя, ключи русского сердца поэта и челнока.
11 марта
Владимирская церковь
На Владимирской площади у церкви стоит старушка в очках. Она стоит, отвернув лицо в сторону метро, как бы не имея отношения к своей протянутой руке. Как бы не её сухая горсточка просит. Её напряжённый взгляд блуждает среди домов Загородного проспекта, и совершенно очевидно, какое у неё было лицо, когда она на этом самом месте вглядывалась в толпу пятьдесят лет назад, ожидая встречи с ним, как решения своей судьбы.
И вот судьба свершилась. Линии её сомкнулись на этом самом месте.
12 марта
Зоопарк
В университете я учился на географическом. На первом курсе у нас была такая дисциплина – фотокиносъёмка. Для зачёта требовалось представить двенадцать снимков.
Дело происходило в апреле. Был будний день, но в Ленинграде воскресенье не по календарю, а по солнцу. Когда мы с товарищем вышли из общежития, серая, подсыхающая трава на газонах жрала солнце с жадностью. Упоительно было остановиться, сощуриться и вспомнить, что тебе восемнадцать лет.
Откуда-то появились птицы. Они проносились у немытого асфальта, взмывали к голубым окнам пятого этажа и разговаривали на своём языке. Подлетел трамвай, победно звеня. Мы сели в него и поехали на Петроградскую, в зоопарк.
Фотоаппаратом я пользоваться не умел. Товарищ установил мне выдержку и диафрагму, показал, как переводить кадры и ставить расстояние.
Мы грохотали по Среднему, затем по Тучкову мосту прокатили над Малой Невой. У пристани, слева от моста, уже зарылись в свежую волну речные трамваи. Новенькие «Ракеты» пока стояли рядком, как