Когда за калиткой послышался шум отъезжающих на кладбище машин, Сабина вдруг рванулась со своего места и бросилась за ворота. Какие-то женщины побежали за ней и, обнимая за плечи, привели обратно. Неожиданно покорно она подчинилась им и дала увести себя в дом, где другие женщины между тем пытались привести в чувство мою маму, потерявшую сознание во время выноса тела. Приехавшая вскоре «Скорая помощь», поставила диагноз: общее нервное переутомление, и увезла маму в больницу. Сабина до поминок оставалась у родителей, а мы с Розой отправились в наш разом опустевший дом.
* * *
Несколько дней мы с Розой жили вдвоем. Дошив то, что уже было начато, она отказалась от приема новых заказов, посвятив себя полностью заботам обо мне. К нам почти никто не приходил, почему-то реже стал звонить телефон, и порой мне казалось, что мы отрезаны от всего мира.
Маму выписали из больницы, а на следующий день вернулась домой Сабина. Резко преобразившаяся, сильно исхудавшая, она старалась сдерживать себя и не выдавать своей боли, понимая, что нужно продолжать жить и помогать другим. Даже Роза, внешне спокойная и невозмутимая, по ночам вставала с постели, чтобы принять валерьянку.
В первые дни мама чувствовала себя относительно неплохо. Театр уехал на летние гастроли, но она осталась в городе и почти все свое время проводила дома. Роза, как и все заочники, лишь дважды в год садившаяся за учебники, в преддверии сессии целыми днями сейчас пропадала в библиотеке. А мама с Сабиной, у которой тоже начался отпуск, часами сидели на кухне, не обращая внимания на остывший чай, и вспоминали Жолана. Частенько к нам наведывался Рустем. Пытаясь как-то отвлечь и растормошить подруг, он уводил нас всех погулять в какой-нибудь парк, а то и в горы.
Мало-помалу Сабина стала приходить в себя, но состояние моей мамы внезапно резко ухудшилось. Ей не давали покоя сильные головные боли, из-за которых она порой, крепко сжимая руками голову, словно опасалась, что ее череп может вдруг треснуть, каталась по полу и кричала от боли. Иногда с ней случались судороги на нервной почве. Приезжала «Скорая», делала очередной укол, боль на время стихала, а потом все повторялось сначала.
В эти минуты какого-то полубредового состояния мама нередко звала Руслана. Называла его разными нежными словами, просила у него помощи, пыталась ему что-то рассказывать. Потом, когда она приходила в себя, уже не упоминала его имени, но все понимали, что ее мысли – лишь о нем.
Этот кошмар продолжался несколько дней, а затем маму опять положили в больницу, в невропатологическое отделение. Я остался на попечение Розы с Сабиной. Теперь каждое утро, а иногда и вечером все втроем мы приходили в больницу. Похудевшая, бледная мама в болтавшемся на ней широком