– Не понял?
– Не важно. На! Это – пояс. Подвяжись. Вот так.
Льенар потянулся за мешком с вещами, но Баху его остановил:
– Видишь, я положил внутрь монету. Завтра придешь и заберешь. Чистые! – Он изобразил руками стирку. – Завтра! Запомни мешок, видишь, на нем узор вышит? Запомни! Это твой!
– Понял. Завтра. – пожал плечами Льенар. – Хорошо.
И добавил на пэйском:
– Своруют! Пить дать, своруют. Или пуговицы срежут.
– Хорошо! Пошли в порт, – скомандовал кхал.
Глава VIII. Свой человек на доходном месте
Гавань встретила спутников скрипом канатов, грохотом перекатываемых бочек, голосами грузчиков, постукиванием деревянных колес по булыжникам, смешанными запахами рыбы и человеческого пота. Удивительные механизмы из толстых брусьев, замысловатых блоков и канатов переносили грузы с кораблей на пирс, где мускулистые смуглые рабочие крепили тюки на большие телеги, колеса которых были установлены в узкие колеи, проложенные в брусчатке. К телегам цепляли канат и, вращая огромный ворот, канат наматывали на него, приводя телегу в движение. Она катилась куда-то в большое здание, стоявшее подальше от берега. Льенар с интересом рассматривал чудо-механизмы и дивился, как кхали обходятся без тягловых животных. Оглянувшись назад на город, он увидел высокие стены, с тяжелыми воротами. Изнутри, с тесных улочек было невозможно разглядеть этот величественный каменный ансамбль, жемчужинами которого являлись две огромные башни. Зато из порта, со стороны моря вид на них открывался завораживающий. Приглядевшись, он увидел на башнях темные проемы бойниц, из которых торчали толстые черные трубы. «Что это?» – поинтересовался Льенар, показывая на непонятные трубы, но Баху уже тащил его за руку в сторону пирса.
Лавируя между суетящимися грузчиками и громыхающими грузами, они прошли в маленький домик у самой пристани. Внутри за высокой конторкой стоял человек, по лицу которого было понятно сразу – он здесь власть. Его брови были сдвинуты, губы поджаты, взгляд пронзительно и остро буравил посетителей. Средним пальцем правой руки, испачканным несмываемыми чернильными пятнами, он, казалось, указывал на строку в раскрытой перед ним толстой книге.
Невысокий толстячок что-то пытался доказать ему, размахивая руками и тряся бородой, но власть лишь молча слушала. Лишь только толстяк иссяк, строгий мужчина изрек единственное слово: «Пять!», и Льенар его понял. Взорвавшись гневной речью, посетитель все же извлек из-за пояса кошелек и принялся отсчитывать монеты, выкладывая их на бюро и сопровождая каждую слезами и бормотанием. Отсчитав пять, он протянул требовательно руку получил в нее медный жетон и быстро вышел, обиженно шепча что-то под нос.
Как только дверь за просителем захлопнулась, напускная строгость слетела с лица чиновника. Он расплылся в улыбке, сверкнул зубами, а потом, расставив руки в стороны, обнял Баху, даже немного его приподняв.
– Дядя! Какими судьбами!
– Сива! Как поживаешь? – радостно приветствовал