– Говорят, Ингви покажет свои лучшие трюки, – торопливо проговорила Катрин.
– Ингви? Кто это? – с легкой надменностью поинтересовалась Изабель.
– Это известный акробат, мадам. Он молод, красив и полон загадок.
Изабель прижала маску к лицу, и в тусклом зеркале, словно из бархатной полуночи, возникло ее загадочное отражение. Улыбка тронула ее губы, добавляя облику колдовской красоты.
– Скажи кучеру, что я выезжаю, – бросила она, мимолетным взглядом коснувшись Катрин.
Катрин, словно тень, метнулась к двери и растворилась в коридоре.
Карнавал
Рыжий граф, Томас де Рохо восседал в полумраке замка за массивным дубовым столом, его толстые пальцы извлекали вишни из золотой чаши. Пожелтевшие но всё ещё острые и крепкие зубы впивались в сочные плоды, а алый сок, подобно крови, струился по его губам и густой рыжей бороде, оставляя яркие рубиновые следы на бледной, почти мертвенной коже. Его глаза, холодные и пронзительные, как осколки жёлтого янтаря скользили по затемненным углам зала, где тени, словно призраки, танцевали в такт тихому скрипу древних балок. Воздух был пропитан запахом сырого камня и вековой пыли, а за окном бушевал ветер. Граф медленно встал, трепещущий свет свечи, озарил его лицо, подчеркнув глубокие морщины, будто высеченные временем. Он остановился перед самым большим портретом Изабель Дюран. Её образ на холсте освещенный светом свечей, напоминал о чувствах, спрятанных глубоко в сердце рыжего графа. Каждый мазок кисти словно дышал жизнью, заставляя тени танцевать на стенах, будто призраки прошлого, не желающие покинуть эти древние стены. Граф долго стоял со свечей, всматриваясь в её портрет. Облачённая в тёмные одежды, украшенные серебряными узорами, её рука изящная и сильная лежала на рукоятки меча. Её волевое и красивое лицо, казалось живым в мерцающем свете пламени. Он разглядывал каждую деталь на этом портрете, словно пытаясь проникнуть в самую суть её души. Черты её лица, мягкие но властные, напоминали ему о её решительности и непоколебимости. Но чем дольше он смотрел, тем больше в его взгляде проступало что-то неуловимое – тень слабости, которую он никогда не позволял себе показать. И с каждым мгновением его сердце, обычно холодное и каменное, начинало смягчаться, словно подчиняясь её незримому влиянию.
Отойдя от портрета Изабель, граф тяжёлым шагом направился к письмам, лежавшим на старинном столе из тёмного дуба. Каждый шаг отдавался глухим эхом в высоких сводах зала. Перебирая письма, граф остановился на одном, с раздражением он произнёс:
– Опять эти циркачи в городе, Генрих не упустил возможности их пригласить.
Он бросил конверт на стол, и тот скользнул по полированной поверхности, остановившись у края. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине. Граф де Рохо подошёл