– О, вот и Кассиопея! – говорил Паша, всматриваясь в тёмное небо, где медленно зажигались звёзды.
Я молча кивала и чувствовала себя абсолютно счастливой.
Я и не думала, что можно жить вот так – без удобств, без кухни, без горячей воды – и при этом не чувствовать себя обделённой. Мне казалось, что этот период нашей жизни – что-то особенное, почти волшебное.
После работы меня ждали не только долгие разговоры с Пашей под звёздным небом, но и хозяйственные заботы. Лидия Ивановна была уже немолода, и я взяла на себя часть домашних обязанностей.
Она всегда готовила нам ужин к нашему приходу – борщ, картошку с мясом, пирожки, пахнущие тёплым тестом и печью. Но посуду мыла неизменно я.
Я не жаловалась. Наоборот, я чувствовала, что хочу делать для неё что-то хорошее. Лидия Ивановна заменила мне и отца, и мать, которых у меня уже давно не было.
Я пыталась быть хоть чуточку похожей на неё. Она была удивительной женщиной – сильной, терпеливой, без капли жалости к себе. Я видела в ней не просто свекровь, а человека, который вынес на своих плечах столько боли и трудностей, что мне и не снилось.
Судьба у неё была тяжёлая. Она редко рассказывала о своём детстве, но иногда, между делом, проскальзывали такие фразы, что от них внутри что-то сжималось.
– Хлеб не выбрасывай, даже если чёрствый. Размочишь в молоке – и будет мягкий. В войну и такого не видели…
– Картошку чисти аккуратно, кожура должна быть тонкой. Вон сколько под ней ещё мякоти…
Она была бережливой до глубины души. У неё в шкафу висели вещи, которые она берегла для «особого случая». Только вот этот случай так и не наступал. Она не требовала многого, жила скромно, довольствовалась тем, что было.
Как-то раз я заметила, что она ходит в старом халате, хотя в сундуке лежал новый, красивый, с цветочным узором.
– Лидия Ивановна, а чего ж вы этот не носите? – спросила я.
Она усмехнулась, махнула рукой.
– А куда мне наряжаться? В поле, что ли? Или на кухню? Пусть лежит, вдруг пригодится.
Но я знала – она просто не привыкла думать о себе. Она жила ради детей, ради работы, ради завтрашнего дня.
И мне так хотелось, чтобы у неё тоже было что-то хорошее. Чтобы она почувствовала себя не просто женщиной, которая вынуждена всю жизнь экономить, а человеком, который заслужил радость.
Я не знала, как сделать её счастливой, но знала одно – теперь это была моя семья. И я готова была ради неё на многое.
Возвращаясь к нашей семейной жизни, хочу сказать, что у нас с Павлом не было так называемой «притирки». Мы не ругались и не ссорились. Может быть, просто боялись задеть друг друга, сказать что-то не так, сделать что-то не так.
Я старалась угодить ему во всём – готовила так, чтобы он всегда ел с аппетитом, старалась держать дом в порядке, не жаловалась на трудности. Он, в свою очередь, заботился