– Ничего, – мотивировала она меня, – порисуешь задники пока, а дальше видно будет. Жениться бы тебе на спокойной домашней девочке, сынок!
Спустя пару дней нас пригласили в гости к одной маминой клиентке, дочка которой как раз прошла собеседование в одной из частных московских стоматологических клиник. Леночка оказалась милой, совершенно не в моем вкусе, немного взбалмошной, как большинство детей родителей-тиранов, белокурой женщиной, хорошо играющей на фортепиано Сен-Санса.
– Симпатия к азиаткам когда возникла? – не удержалась и спросила я.
Губы Жени, как по команде, сначала резко опустились вниз, а потом медленно сложились в улыбку, в печальную улыбку.
– В школе. Девочку, с которой меня посадили за одну парту во втором классе, звали Саида. Она была казашкой…
– Почему была? – испугалась я.
– Потому что после четвертого класса семья Саиды переехала жить в Беслан…
Сказанное тихим голосом слово «Беслан» стало ответом на многие вопросы про прошлое и настоящее Жени. Погибшая девочка Саида – первая любовь. Поэтому передавались средства для помощи пострадавшим от терактов.
– У нее были густые длинные волосы цвета горького шоколада, заплетенные в две толстенные косы с ровным прямым пробором, и похожая на сливки кожа. Бабушка с дедушкой Саиды жили в селе в Володарском районе, держали коров. И по просьбе моей мамы, возвращаясь по выходным в город, родители Саиды завозили нам деревенскую молочку. Это я про сливки вспомнил… Мы никогда не можем знать наверняка, про что будем вспоминать двадцать или тридцать лет спустя… Я потом долго рисовал Саиду по памяти и по фотографиям. Мама всë сохранила…
Я ведь в Санкт-Петербург уехал до начала учебного года в июле налегке. Дурачок. Даже мольберт с собой не взял. Думал, что всë куплю себе сам. Буду подрабатывать уличным художником, и деньги польются на меня рекой… Прям залили меня деньги-то. Грузчиком работал, официантом, дворником, халтурил – малевал на заказ ерунду всякую… Кем только не работал, чтобы у родителей денег не брать. Первое время отправлял обратно, а потом они сами поняли, что я самостоятельным хочу быть, и стали посылки мне присылать, представляешь? Первую – с мольбертом и красками, потом с одеждой и припасами… С припасами у меня туговато было до тех пор, пока ко мне не проявил интерес сокурсник, родившийся и живущий в Санкт-Петербурге в семье искусствоведов.
Кирилл Костров выбрал меня в приятели за отсутствие амбиций. По его словам, для настоящего художника я был слишком жалостливый, слишком безотказный и слишком покорный судьбе.
– Шило, ты такой дурында, – ругал он меня частенько, – сколько раз тебе надо напоминать про умение отказывать, а? Запомни, дружище, для всех хорошим всë равно не будешь.
Однажды он засмотрелся, как я выдавливаю краски из тюбика, закатил глаза от возмущения,