Глава вторая
Они справили свадьбу в феврале тысяча девятьсот сорок второго года. Прямо на арене цирка, где выступали акробатами. А спустя месяц Владислава призвали на фронт.
Супруги давали представление в составе своей труппы, когда за кулисами появился военный средних лет, лицо которого было им необъяснимо на тот момент знакомо. Директор цирка жал ему руку до посинения; другие артисты не давали мужчине прохода, но его мысли занимали только Коробовы. Визитёр не сводил с дуэта глаз до конца выступления, однако при встрече был немногословен: передал Владиславу предписание о его переводе под своё начало, профессионально оценил их с Марией трюкачество и после поклона удалился. Супруги вновь встретили этого человека на отбитом Красной армией вокзале и не поверили глазам. Облачённый в синий бархатный фрак, с цилиндром на голове и надвинутым на нос пенсне, выбритый и надушенный – персонаж словно сошёл с рекламного плаката. Жмурясь от прожекторов, он воодушевлённо разглагольствовал под сводами медицинского шатра, и детский смех в те мгновения разносился далеко за его пределы.
Теперь Коробовы разглядели в старшине Фёдоре Вяземском «великого и несравненного» Господина Фантазио, о котором тогда писали все газеты. Супруги знали, что в прежние годы он руководил Смоленским государственным цирком, держал за собой авторитет человека образованного, обладающего влиянием, щедрого и обязательного – человека с большой буквы. Знали они и то, что в августе сорок первого почти вся труппа Вяземского сгинула под руинами того самого цирка.
Шоу в лазарете подходило к концу. Шутливо опустив невидимый занавес, Господин Фантазио щёлкнул пальцами, и к нему на поклон публике вышло четверо артистов при параде. Они выглядели беззаботными, словно немецкие военнопленные не косились на них с презрением, а в воздухе не витало амбре гари. Тот вечер выдался мирным. На просторах вокзала то и дело заигрывала гармонь. Впервые за последние дни там не свистели пули, и солдаты, склонившись над горелками, строчили письма… После ужина труппа Вяземского уснула прямо в вагоне-гримёрке их бронепоезда. На большинстве из артистов под гримом алела кровь; на шкафчике некоего Маэстро рядом с лампадой, в вазе, лежали засохшие хризантемы. Фотографии покойника рядом с цветами не было – Вяземский подавленно вертел её в руках, пока разъяснял Коробовым