Окончив строчить мемуары, вскоре из нашей жизни исчез и цветочник. Ни с кем особо не попрощавшись, он содрогнул коридор тяжёлым вздохом и ушёл. Видно, жена сбежала от того невежи не напрасно… Что касается расставания с супругами из девятой комнаты, от объятий очаровательной артистки я взлетел на небо. И не смейтесь!
Почтальон разделил с моей семьёй последние дни нашего хозяйничанья в особняке, по обыкновению никому не досаждая, живя любимой работой. Он уехал на рассвете; оставил мне симпатичную фуражку на память, а родителей ограничил расчётом по квартплате и свежим номером газеты, где объявление о продаже гостиницы больше не значилось.
В промозглый мартовский день всё было кончено. Прошлое оставалось там, где ему и место, а отцовский автомобиль уносил нас прочь от заляпанного грязью отшиба, от холодного моря. Прочь из города, которому я отдал шестнадцать лет жизни…»
Фото автора
С этими словами на глаза старика навернулись слёзы. Он приник к подушке и, как мне показалось, сразу уснул. Была поздняя ночь. Находясь под впечатлением, я ещё какое-то время не мог собраться с мыслями, но вот на посту раздался звонок, и мне пришлось возвращаться к работе. В дверях старик тихонько меня окликнул. Он немного помолчал, а затем произнёс фразу, смысл которой я сразу не разгадал: «Как странно, времена другие, а место всё то же. Стены побелили, но память в них осталась». После сказанного этот человек вновь отвернулся к стенке и засопел. Ответить ему мне было нечего. Я на цыпочках вышел в коридор и, разглядев привинченную к двери табличку, ошарашенный, пошёл от той комнаты прочь. Комнаты номер четыре…
2. ИСТОРИЯ О ВЕНГЕРСКОМ ПИАНИСТЕ
Глава первая
Человек в смокинге брёл по улочкам Будапешта. Брёл с отрешённостью скитальца и кротостью ребёнка (как бывает у всякого, позабывшего черты родных краёв, но не разлюбившего их); и сгорбленные фонари, точно раскланиваясь, освещали ему путь. Та ночь была прекрасна. Наверное, столь же прекрасна, как и ночи много лет назад, когда мужчина в чёрном был счастлив. Он витал мыслями далеко от того времени, может, даже от тех мест, и ни усыпляющее сопение пароходов, ни визг электрички не могли стереть с лица мечтателя умиление. Восхищённый каждым жёлто-рыжим бликом на глади Дуная, он проходил набережную, как вдруг ему под ноги опустился клочок афиши. Выискивая поблизости урну, путник, не брезгуя, потянулся к листовке, на ней – поблёкшей за давностью лет – чуть заметно проглядывались слова: «Только сегодня! Ковач Бернат даёт концерт…»
Вытянув от прочтённого лицо, мужчина насторожённо осмотрелся по сторонам. Город окутывало безмолвие, и только полуночники колобродили в закутках, проматывая деньги на выпивку и развлечения. Человек в смокинге не был похож на этих несчастных.