Но однажды терпение людей лопнуло.
Когда барин вернулся из очередной поездки, его у ворот встретила толпа крестьян. При виде господина мужики скинули шапки, низко поклонились. Вперёд выступил седовласый старик Андрон – один из немногих, кто ещё помнил прежнего хозяина, добродушного и справедливого Михайло Алексеевича Щербатова.
– Дмитрий Михайлович… – голос его дрожал, он опустился на колени и заговорил с поклоном: – Не можем мы больше так жить, барин. Мы ведь люди, а не скот. Ваш батюшка заботился о нас. Да и вы были добрым хозяином, слова грубого не говорили.
На глазах старика выступили слёзы.
– Умоляем вас… – Андрон поднялся на ноги, выпрямил спину. – Угомоните свою бабу! Жизни от неё нет, зверя вы приютили в доме своём.
Щербатов вспыхнул от ярости.
– Что ты себе позволяешь, Андрон? – его голос дрогнул от негодования. – Радуйся, что я тебя, старого, ещё держу при себе, кормлю, даю крышу над головой. Ты мне давно уже без надобности.
Старик сжался, как от удара.
– Ещё раз придёшь ко мне с такими речами – вышвырну из имения, помрёшь, как голодная собака в подворотне!
Щербатов резко повернулся, хлопнул кучера по спине, и коляска, запряжённая в лихую тройку белых коней, рванула с места. Крестьян едва не сбило с ног.
На крыльце его уже ждала Изольда. Она бросилась навстречу мужу, сияя счастливой улыбкой.
– Дмитрий, милый! – её голос звенел радостью.
Но в этот раз хозяин имения холодно отстранился. Что-то внутри подсказало ему: эта любовь неискренна.
Щербатов решил поговорить с женой утром, чтобы не омрачать вечер, но глубокой ночью его разбудил странный шум.
Яркий свет бил в глаза, вокруг всё пылало. Пламя поднималось к потолку, охватывая гобелены. По дому метались тени, слышались душераздирающие крики.
Дмитрий Михайлович вскочил, осмотрелся – и внезапно различил голос дочери.
– Аннушка!
Он бросился в её комнату, пробежав через пылающие залы. Когда распахнул дверь, сердце сжалось в ледяной судороге.
Девушка в страхе забилась в угол кровати, тщетно укрываясь одеялом от огня, что медленно, но неумолимо подбирался к ней.
Стёкла на окнах треснули от жара, послышался звон разбивающихся осколков. Ветер ворвался внутрь, раздувая пламя.
Щербатов чувствовал, как горит его одежда, но не обращал внимания на боль. Щербатов рванулся к дочери, закутал её в одеяло и подхватил на руки.
Когда он бросился к выходу, то понял: двери заперты.
Пламя разрасталось, с потолка падали горящие балки. Впервые в жизни мужчина испытал настоящий страх.
Дмитрий Михайлович изо всех сил бил в дверь плечом, но толстые дубовые ставни не поддавались. Жар становился нестерпимым, огонь жадно лизал стены.
– Господи…