– Что, мсье, страшно стало? – здоровый, рослый парень лет восемнадцати, по имени Андрейка, с дубиной в руках склонился к лежащему на земле французу. – Помощи просишь у нас? Эка ты, какой внимательный стал! А до этого смотрел на нас, как на дикарей. Почто нос воротил?
Иностранец дрожащими руками пытался приподняться. Те, кого он вчера презирал, внушали ему животный ужас. Его серо-зелёные глаза потемнели и расширились от паники. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что пожар и падение из окна – далеко не самое страшное, что с ним могло случиться.
– À l'aide, mon Dieu! (Помогите, ради Бога!) – он слабо поднял руку в мольбе.
Андрейка хмыкнул.
– Помощь моя нужна? Получай!
Он занёс дубину и со всей силы обрушил её на голову француза. Раздался глухой удар. Всегда щеголеватый, аккуратный француз не успел даже вскрикнуть – его тело вздрогнуло и бездыханно рухнуло на землю.
– С этим покончено! – парень ощутил прилив силы, кровь ударила в голову. Ему было мало. Он жаждал мести, жаждал видеть страх в глазах господ.
– Бей остальных кровопийц! – Андрейка, в страшном возбуждении, указал окровавленной дубиной на пожилого дворецкого, который, отчаянно оглядываясь, пытался скрыться.
Толпа взревела и бросилась за ним, улюлюкая во всю мощь.
Щербатов очнулся. Он с трудом поднялся на колени и прижал к себе дочь, пытаясь осознать – жива ли она?
– Барин! – раздался рядом шёпот.
Кто-то осторожно коснулся его плеча.
Дмитрий Михайлович обернулся и увидел знакомое лицо старого Андрона. В глазах крестьянина не было ни злобы, ни ненависти – лишь тяжёлая, усталая скорбь.
– Вам нельзя оставаться здесь. Бежать надо, пока люди не заметили, – старик тяжело дышал, нервно вытирая потный лоб подолом рубахи. – Не хочу твоей крови, барин. Обещал покойному батюшке твоему, Дмитрию Алексеевичу, оберегать тебя.
Позади него стояла потрёпанная коляска, запряжённая древним, обессиленным гнедым мерином.
– Садись и гони прочь, чтобы духу твоего здесь не было. Попробуешь вернуться – мужики отыщут, и ничто тебя тогда не спасёт.
Щербатов хотел было возразить, но вдруг увидел, как к дому стремительно приближается толпа. В отблесках огня сверкали лезвия топоров, горели факелы.
Подхватив дочь, он осторожно уложил ее в коляску, судорожно запрыгнул на козлы и пришпорил лошадь.
Преследование было яростным. Но, несмотря на почтенный возраст, гнедой мерин, словно чувствуя опасность, рванул вперёд, и вскоре разъярённые крестьяне остались позади.
Дорога была пустынной. Лишь стук копыт одинокой, уставшей лошади да негромкий звон колокольчика нарушали тишину ночи.
Небо