Скатав в тугую трубку клочок бумаги, он поднялся, подошел к окну и закончил мухины страдания, насадив её на эту своеобразную пику. Сбросив орудие убийства и свою жертву в урну, вытер руки спиртовой салфеткой, куча которых лежала на краю стола. Ковид закончился, не пропадать же добру.
– Ну, что, продолжим?
– Господин следователь, к сказанному ранее, мне добавить нечего.
– Ну, что ж. Стало быть на сегодня мы ничего не добились. Адвоката вот, обидели недоверием. А ведь ему, как врачу, надо рассказывать всё полностью. Иначе он не сможет вам помочь.
– Да, собственно и помогать-то не в чем. И если вы на сегодня уже все свои закончили дела, то давайте расстанемся. У меня спина болит от долгого сидения в одной позе.
– Дела у меня никогда не закончатся, пока на белом свете есть такие типы как вы. И пока они не за решёткой. Но на сегодня, пожалуй, точно хватит. Конвой! Увести. – следователь опустил трубку на рычаги телефона без диска и начал укладывать бумаги в сейф.
– Вот если чисто по-человечески, без протокола, у вас нет шансов. Не понимаю, чего вы упираетесь? Напишите чистосердечное признание и суд это учтет. Повторяю, шансов отвертеться просто никаких. И свидетели, и отпечатки, и мотив, и возможность. Одно только удивляет, за что же вы с ней так? Ну, придушили бы что ли, в конце концов. А столько крови… А ведь она же, говорят, вам жизнь спасла. А тем более у вас уже был срок.
– Ну, это как сказать. Меня оправдали и извинились, и даже выплатили компенсацию.
– Да, что вы говорите!? – Картинно всплеснул руками следователь и, забрав из кресла портфель, вышел следом.
В камере Кадавр скинул на верхнюю кровать тулуп и схватился за поясницу обеими руками. Медленно выгибаясь назад, лишь сантиметров тридцать не достал до пола. В таком странном положении он немного пораскачивался в стороны и вверх-вниз. И начал осторожно возвращать туловище в вертикальное положение, по-прежнему поддерживая поясницу. Потом повертел шеей и начал застилать кровать.
В этот раз в первую очередь написал заявление на предоставление ему всех необходимых мыльно-рыльных принадлежностей, белья и сменной обуви. А пока разулся, разделся, с удовольствием вымыл руки и умылся просто водой.
Ухитрился даже постирать носки. Никогда не мог одеть несвежие. В камере было жарко. Это хорошо. Не нужно тратить энергию на обогрев. Голода он пока не чувствовал, хотя ел почти сутки назад. Здесь же ему кроме воды ничего до сих пор не дали. Не страшно, не привыкать.
Любую ситуацию нужно использовать с выгодой. Пусть будет разгрузочный день, интервальное голодание или полная энергетическая чистка и подпитка чакр эфиром.
Гораздо больше его волновала смерть Старой Няньки. Он лежал на кровати, закрыв глаза и думал. Кому и чего плохого могла сделать маленькая и худая как щепка старуха? Хотя беспомощной он бы её не назвал. То есть физически она была настолько стара и немощна, что в пору жалеть её. Но только для тех, кто не знал о её способностях.
Обо