Владыка выражал веру в то, что революция не уничтожила в народе нравственное чувство. «…я верю, что эта зараза проникла не глубоко в недра народной жизни, что она еще только на поверхности этой жизни, что настанет время, когда эта грязная накипь смоется с лица народной жизни, и она уже отчасти смывается, и опять заблестит тогда, как золото, душа народная, чистая, прекрасная и правдивая. Ведь нет, гг., страны, более чуткой к нравственным требованиям, чем наша святая Русь». Интеллигенция же нравственно пострадала от революции гораздо сильнее. «…посмотрите, разве революция не оставила своего следа среди интеллигенции, разве в настоящее время среди интеллигенции не перепутались нравственные понятия, разве не распространяется с ужасающей быстротой и безбожие, и легкость нравов среди интеллигенции, разве не привились в интеллигентной среде воззрения Ницше и Горького с оправданием святого эгоизма и святой плоти, со всей этой моралью «по ту сторону добра и зла?»».
Итак, только союз крестьянства и интеллигенции позволит осуществить «великое дело» правосудия.
Еп. Митрофан, отстаивая введение в состав суда местных представителей, видел кадры для них в старых учителях на пенсии, в нарождающейся сельской интеллигенции – крестьянах, получивших среднее образование. «Да, вообще, странно говорить, что восьмидесятимиллионный народ не нашел бы среди себя лиц, способных к этому нехитрому делу разбирательства мелких тяжебных дел. Г. Министр Юстиции говорил здесь о необходимости верить в творческие силы народа. А что, гг., если бы мы серьезно, на самом деле, поверили народу и дали ему возможность доказать на деле, к чему он способен? Верьте, что он оправдал бы наше доверие. Не сделать же этого – значит показать полное отсутствие в себе веры в народ, а тогда можно ли трудиться, можно ли законодательствовать?».
«Конечно, – говорил владыка, –