Ника тут хранила Олежкины ползунки и пелёнки, надеясь, что когда-то вот так приедет и покажет ему, какой он был. Но теперь Олежка нескоро вернётся на родину. Если и вернётся, то его сразу загребут, он ведь студент мединститута. Пусть лучше сидит за границей пока, потому что Ника чувствовала, что в ближайшее время начнется ещё более серьёзная мобилизация и её масштабов не знает никто.
– Короче, не люблю я змей, – фыркнул Никита и с полным ящиком полиэтиленовых пакетов, наполненных мусором, вышел во двор. Ника выбежала за ним дыхнуть свежего воздуха.
– Никто же не признаётся… Я спросила… кто вам вообще разрешил хату вскрывать? А они мне: слухи прошли, что ты её продаёшь. Ну и кое-кто рад стараться. Что за слухи, откуда… И честно, я хотела поехать купить матрасик и жить тут, но… что-то мне не даёт. Может, флешбеки…
– А что ты вспоминаешь? Меня, поди? – нагло спросил Никита, уперевшись бархатным взглядом в переносицу Нике.
– А ты наглый. Стукнутый, притом, – сказала Ника.
– Ну да, шибануло, было дело, – усмехнулся Никита. – Собрали, зашили… А минно-взрывные все такие странненькие в основном, если не «лепесток». И «лепесток» кажется фигнёй.
– Вот ты хоть жизнь оценил. А эти вот… – Ника махнула рукой в сторону забора, – привыкли, халявщики… не нажрутся. Всё утащили, гляди, даже от лавки железо оторвали! Я просто в шоке. Катеринке я во двор пришла, а там моя лавочка! Говорит: ой, мы свадьбу справляли и забыли тебе её отнести, а теперь я к ней привыкла! Ну, забери! И что… я не жадная, но со свадьбы три года и два размножения прошло! Я лавку под мышку и унесла!
– Ну, они же не все такие, как ты, воспитанные…
– А ты их не оправдывай. Они просто узнали, кто я, и решили мне тут назло устроить театр военных действий.
Через пару часов, когда уже стемнело, Ника устало плюхнулась на лавочку возле палисадника. Никита, звеня ключами, закрывал калитку.
Мимо проехал на мопеде «манитушник», возвращавшийся с работы, и кивнул Нике. Она ответила кивком.
– Что, первый парень на деревне… счастлив с Катеринкой? – спросил Никита, пикнув сигнализацией машины.
Ника сложила руки на груди.
– А что ему надо ещё? Не заводить же себе козу.
– Ну ты грубиянка.
– Какая есть.
– Поехали покатаемся?
– Ты лучше завтра забрось меня до сервиса. Я машину отвезла, форсунки промывать. Толкается, сволочь, на холостых.
– Дизель? – спросил Никита, включая в салоне свет.
– Он. Чтоб его. Ты знаешь, что он дороже бензина стал? И жрёт! Эхо войны!
Никита включил тихую музыку, откинувшись от машины к Нике, протянул ей левую руку.
– Поехали, я довезу.
– Да я особо стараюсь не отсвечивать. Шнырк в лес и иду тихенько. Но теперь вот всё. Хохлы теперь с «химарями», лупят аж почти