– Че, живой он там у тебя?
♮
В дверях нарисовался Леночкин батя, переодевшийся в майку-алкоголичку. В одной руке он держал кастрюлю гречки, в другой – блестящую от масла ложку.
– Все в порядке, – сел на кровати Мизинцев. – Просто судорога была.
– А что-то я шум какой-то…
– Все нормально, – ответила Леночка. – Немного поспорили, и все.
Леночкин батя насторожился:
– Насчет чего это?
– Пустяки, – Леночка явно была стеснена. – Рома сказал, что в причины не верит.
Леночкин батя как-то изумился, потом медленно положил ложку в кастрюлю.
– То есть… как это?
– Ну, я не верю, что у всякого поступка была причина, – неловко объяснил Мизинцев.
– Как это? Какой поступок без причины?
– Ну… практически любой.
– Я грубо отвечу, но по делу. Сынок! Заморочили тебе башку в твоем университете. Раз что-то происходит, то на то была причина.
«Прям как Никита», – подумал он.
«Как они похожи: отец и дочь», – лишний раз убедился Мизинцев.
– Вот смотри, – показал кастрюлю Леночкин батя. – Я захотел поесть, взял гречку и поел.
– С едой это понятно. Но… если я захочу на Юпитер, я не смогу взять и полететь туда, – с азартом ответил Роман. – А если я сейчас сорву эту штору и накроюсь ей, то это не оттого, что мне стало холодно, а безо всякой причины.
– Если ты сорвешь штору, то ты у меня получишь, – серьезно парировал Леночкин батя. – Только люди, которые шторами накрываются, в реальной жизни сидят в психушках.
Леночкин батя скушал немного гречки, а затем добавил:
– А нормальные люди накрываются одеялами.
После чего ретировался, негромко позвякивая ложкой по боку кастрюли.
– Тебе обязательно было при отце эти свои шуточки… невесть что теперь о тебе подумает.
– Я просто честно отвечал, – Мизинцев обиделся и как-то по-детски перелег на другой бок, отвернувшись от Леночки.
– Меня иногда пугает твой внутренний мир, – после тридцатисекундного молчания произнесла Леночка, поглядывая на тихонько тикавшие часы.
«Внутренний мир? – повторил про себя Мизинцев. – Но… у меня его нет».
Ну что, тебя можно поздравить? Ты уже окончательно испортил с ней отношения? Замолчи, мне и так неприятно за весь этот дурацкий день. Даа, сегодня, конечно, ты себя превзошел. Обновил свой рекорд. Замолчи. Чтоб тебя черти побрали! Чтоб тебя волки сожрали! Повторяешься. Я просто правда хочу, чтоб тебя сожрали волки. Это инфантильно ты уже. И ноги инфантильно поджал, как будто тебя старшая сестра обидела, отцу наябедничала, что ты все конфеты слопал. Эй! Повернись и извинись. Не будешь? Давай тогда уйдем, не попрощавшись, и больше уж о ней не вспомним.
– Лена, ты на меня сердишься? – проблеял Мизинцев.
Леночка молча встала и подошла к окну.
«Не ответила. Самое время уйти», – подумал