срываются, а кожа-то тоже надрезалась, но не отпала, ночью во сне загибается чувствительно. А я кофе с утра нахлестался и шоколадки с кофем погрыз, а программа не пишется, все смотрю в дырку между подушками на подоконнике, что там, в окошке, увижу, а ничего толкового и не увидится, так, машины едут да постыдный billboard с с о ц и а л о ч к о й, тьфу, стыдоба. Тогда я назад за стол сел, тупо как-то в пустую чашку смотрел, в ней ложка, привычка, надо обязательно, чтобы в чашке была ложка, иначе пить невкусно, долго Таню к этому приучал, чтоб с ложкой мне приносила. У Тани этой словарный запас до того куцый, что тут и до Эллочки недалеко, ну, вот, например, она все, что ей кажется плохим, непонятным, неудобным, сложным, короче, все отрицательное для нее обозначает словом «Фу», причем это произносится с особым смаком и подмешиванием туда вовнутрь еще гласных, как фуууууоуоу, только О редуцированные, предударные, но и не только это, также, фуууууоуоу – это и что-то нейтральное, но неинтересное, это что-то иногда даже хорошее, но не идеальное в ее представлении… короче, я не Миклухо-Маклай, чтоб все это дело в подробностях расписывать, бедно говорила она, в общем, и с другой стороны, вроде не дура, и смышленая, для секретарши даже очень умная как будто, знает там… кого она знает… Азимова этого, все эту Стругачину, все эти фантастики, не коммерческие эти все, а как будто классические, хотя язык мой не повернется чушь эту классической называть, ну, не дура, короче, а все вникнуть не может, зачем наша работа такая, я ей объяснять пытался, что это
идея 