Тронутая этой ранимостью, я потянулась, чтобы смахнуть слезинку, пока она не успела заледенеть. Его кожа оказалась очень нежна на ощупь, что контрастировало с грустью, исходящей от его беспокойной души.
– …Розы зимой, – шепнула я, и звук завис между нами, как тонкая вуаль.
Кирилл и я застыли в безмолвии, и сердца наши синхронно бились в такт с падающим снегом.
– Скоро наступит весна. И ты сможешь посадить вокруг нее столько роз, сколько пожелаешь. Я могу даже помочь тебе перед уходом на родину. – произношу я, и последние звуки обрываются, когда меня мгновенно заключают в крепкие объятия.
Кирилл прижимается ко мне по-медвежьи, или, правильнее сказать, по-волчьи, смеясь сквозь слезы и шмыгая носом.
– Спасибо, милая госпожа!
Моя улыбка слабеет, когда вижу повязки на его руках. Одна из них развязалась, и под тканью видна чистая безупречная кожа.
– Кирилл, твоя повязка… У тебя под ней нет шрамов? Зачем они тебе тогда?
Он простодушно улыбается, поднося тонкий палец к бледным губам.
– Мои братья не видят призраков, но это не значит, что их здесь нет, как видишь… А ты похожа на меня, добрая госпожа, ты можешь видеть то, что другие не видят. Это делает меня самым счастливым обитателем этой усадьбы. – Кирилл осматривает мое лицо, проникаясь нежностью к каждой черточке. – … Знаешь, я был бы счастливее всех на свете, если бы ты позволила мне нарисовать себя. Могу ли я надеяться, что ты согласишься стать моей музой?
Я неловко киваю и встречаю самую искреннюю улыбку, которую когда-либо видела.
– Какое красивое у тебя колечко, Сирин! Оно серебряное? – щебечет Рати, пока я кладу ему на блюдце медовый пирог.
– Будь оно серебряным, ты бы не смог висеть весь день на ее руке! – констатирует Юргис. Он входит в столовую, облаченный в приталенную красную блузу, которая едва прикрывает его точеную грудь. Я смущенно отвожу взгляд. Не хотелось бы, чтобы из всех парней в этом доме он посчитал, будто привлекает меня.
– А я-то думала, это серебро… – хмурюсь я на обручальное кольцо. – Его подарил мне мой суженый. – улыбаюсь воспоминаниям о Лукьяне. – Мы будем справлять свадьбу летом. Вы все, конечно, приходите! – обращаюсь я к ребятам, собравшимся за длинным столом.
Ратиша, Кирилл, Агний и Юргис. От свечей на их лицах отбрасываются мрачные тени.
Рати вдруг начинает давиться куском пирога, и тот вылетает из его рта прямо в чайную плошку, обрызгивая ворот свитера.
Он закашливается, а Юргис закатывает глаза и жестко стукает по его спине. Чересчур сильно.
– Ну и хрюндец же ты! – качает тот головой. – Да ведь я, кажется, уже говорил тебе?
– Я… Я не свинья! – кашляет мальчик, раскрасневшись.
Кирилл рассеянно водит вилкой по своему блюдцу, словно его здесь и нет. К пирогу он так и не притронулся.
Уловив мой взгляд, он кротко улыбается,