Но станешь сестрою милой!
Иль Петербурга агонию
Навеки ты полюбила?
Спасет благодать тбилисская…
Ах, чудится нам обеим
Тень принца, такая близкая!
И вместе мы сиротеем.
Усталое тело ранее
Ты омывала туманом…
А наша страна – Испания
В июле пламенно-пряном.
Безвестными перепутьями
Брести за судьбой готова.
Свой бубен я подарю тебе
И лебедя золотого.
Воспрянешь, собравшись с силами,
Румянец твой загорится…
Коснешься устами стылыми
Пальцев Тамар-царицы.
Али Арсенишвили[37]
Вагон. На лошадях, пять гусаров в Ацкури.
Воскрешена твоя оригинальность,
Похожа на коралловые груды.
И наш вояж… Последняя реальность,
Иль, может быть, единственное чудо.
За поездом тянулся след цветущий,
Похожий на цветение ткемали.
Твои слова, пересекая кущи,
Левкоями за ветром улетали.
Ты с нами был, отбросивший котурны,
Наш друг бесценный, шел ты по долинам
В раскачке декламации столь бурной
Простым солдатом или Лоэнгрином.
За горы солнце спряталось абреком,
Тьма потекла по горному отрогу.
В селенье сонном бедная аптека
Дала нам сад бодлеровский в дорогу.
Грядущее минувшим опьянилось,
Когда стихов нас окружила стая,
Нам в блеске Имеретия явилась,
Арабских сказок книга золотая.
Но ты оглох от выкриков Нерона,
Который опьянен пожаром Рима.
В костеле пел орган, то монотонно,
То громогласно и неутомимо.
Иль хан тебя встречал?.. Шумели флаги,
Шепталась свита, никли опахала…
Иль Ида Рубинштейн тебе, бродяге,
Ступни благоговейно омывала?
Как вдруг – виденье Иродова трона,
И ты услышал клятву Саломеи…
Смотрел на поединок изумленно,
Глядел на гибель Гамлета, немея.
Последним все увидели Брюммеля,
Его цилиндр зеленый, взор туманный.
Все трое, восторгаясь, обомлели…
Урок – Али, Паоло, Тициану!
«Мне, Паоло Яшвили, желтый наскучил Данте…»
Мне, Паоло Яшвили, желтый наскучил Данте,
Я – за Шекспира, но – занавес! Шекспира долой!
Как быть… для меня Бетховен – только старик глухой.
Магнит мне вручило минувшее, в любом усомнюсь таланте.
Быстр, иль как змей, замедлен, мыслю только стихами.
Все-таки предпочитаю всегда разжигать огонь.
Всем желающим высыплю искры мечты на ладонь.
Мерещится мне бессмертие с ледяными руками.
Танит Табидзе[38]
В желтом Орпири по следу цапли
Ходит поэт, перепуганно-жалкий.
Слезы в глазах, и руки ослабли,
В твою колыбель он сыплет фиалки.
Певец