– То зубодёр и аптекарь богемские, купцу Ерохину зубы вставляли. Как расплатился с ними купец, на радостях напились…
– И айда купаться! – продолжил Мора. – Я возьму абшиды, только Матрёне ни слова.
Они сидели в трактире у Шкварни, в самом укромном уголке, отгороженные занавеской, но прекрасная трактирщица то и дело отодвигала занавес, заглядывала – всё ли у гостей хорошо – и бросала на Мору многозначительные взгляды.
«Связался на свою голову», – зло думал Мора, понимая, что с романом пора заканчивать.
– Уж как Матрёна меня пытала!.. – неторопливо продолжил гонец. – И куда я ездил для тебя, и к кому, и что возил.
– А ты – кремень?
– Я наврал, что князь ваш в мужнюю жену влюбился на старости лет и так цацки ей дарит, чтоб оттаяла. Но Матрёна не скажу чтобы поверила.
– Так она не такая дура.
– Так и я не дурак. Ты мне платишь больше Матрёны, ей и в голову не придёт такие деньги за дорогу отдавать. А что тебе надо в Соликамске том – да бог весть.
– Многие знания – многие печали, – подтвердил Мора.
– Хорошо сказано. Прям про меня.
Госпожа Шкварня заглянула за занавеску.
– Всё у вас хорошо, голуби?
– Оставь нас, Лукерья Андреевна, в покое, – взмолился Мора. – Нам пошептаться нужно без свидетелей. Видишь, и шторку задёрнули – уединения ищем. Как гость мой уйдёт, я загляну к тебе сам.
Трактирщица скрылась. Мора послушал, как удаляются её шаги, и спросил:
– Так что там с графской охраной?
– Да зашибись у графа охрана, – усмехнулся гончий. – Пьяные лежат что ни день, и во главе их поручик, верховный пьяница. Говорил я с лекарем, что с графом живёт, тот готов своими руками сидельца придушить, лишь бы самому в столицу вернуться. С тех пор, как я впервые приезжал, доктор со ссыльным успели вдрызг рассориться, не говорят и не глядят друг на друга. Если дед помрёт – ну, или прикинется, что помер, – доктор лобик ему потрогает и поручику скажет, мол, можете выносить. А поручик что ни день, то в дымину. Он и не поймёт, мертвый перед ним или живой. Полинька эта… Может, и нет у них с графом амура, но видно, что она его любит. Но если граф помрёт, поручик в столицу вернётся, а Полинька наша – жена поручика. И в столицу ей ой как хочется, не меньше, чем лекарю.
– А сам граф?
– А ты как думаешь? Столько лет сидеть взаперти в такой дырище и мочь ходить только в церковь – притом что в бога-то он не верит. – Тут граф стал Море ещё симпатичнее. – Да он готов босиком бежать по снегу через всю Сибирь – лишь бы прочь оттуда. Только некуда ему бежать.
– Не жалей графа, – отвечал Мора. – Может, скоро ручку ему целовать будешь. Где-нибудь в Варшаве…
– Сам целуй ручку зубодёру Шкленаржу, – оскорбился гончий. – Да и что мне делать в Варшаве? У меня в Москве невеста…
– Значит, ты женишься скоро?
– Так