Староста, от кого бы он ни таился, спешил, петлял и постоянно оглядывался. И ни разу – ни единого! – не обратил своего беспокойного внимания на меня. И неудивительно, ведь я не просто следовал за ним, словно шелудивый пёс за костью, – нет, я всё делал по уму. Припомнил все до последнего советы и наставления, каким выучился в академии, но и собственной головушкой думать тоже не забывал. Потому, каждый раз, как староста начинал что-то подозревать и оборачивался, там, куда он смотрел, меня уже не было.
Это была словно игра, прятки для взрослых! Главное – сверх меры не заиграться.
Сперва я, разумеется, был осторожен. Следил не столько за старостой, столько за теми, кого подозревал в его преследовании. Подозрительных конечно хватало, – в такой ситуации двое из троих покажутся тебе врагами, – но ни лысый священник с лицом палача, ни цирюльник с изящными усиками и взглядом холодным аки сталь, и даже ни куртизанка, чей лисий норов улавливался за версту, не преследовали Пита дальше одной улочки.
Всё походило на то, что, чтобы там не воображал себе староста, бежал он лишь от собственных страхов и домыслов. И потому, утвердившись в этом своём предположении, я, окончательно осмелев, принялся подбираться к этому взбалмошному старику всё ближе.
Так-то задним умом осознавал, что рискую, – и рискую в общем-то понапрасну, – но вот внутри у меня всё аж пылало от азарта этой странной погони! Волосы на загривке вставали дыбом, глотку перехватывало от нетерпения, а где-то у подвздошья не иначе как алхимики брались творить свои чудеса. И сколь же силён оказался мой восторг, когда я, даже подступив на расстояние вытянутой руки, по-прежнему оставался невидимкой для этого хромоватого старика. Это было словно танец; словно дуэль чести за корону! Шаг, ещё шаг, поворот, уход в сторону, – староста оглянулся, но меня там уже не оказалось.
Единожды я даже сумел мельком заглянуть Питу в лицо, оставшись неузнанным! Без сомнения, это был хоть и краткий, но миг моего триумфа. Я уже несмел отступиться.
Наконец, правила охоты чуть изменились. Староста привёл меня в район, в коем я не помнил, чтоб бывал хоть раз прежде. Незнакомый, однако не слишком отличающийся от всего прочего в городе. Всё те же люди на улочках, всё та же земля под ногами и всё такое же, как и часом ранее, душное марево в воздухе. И только старый Пит, замедлив свой шаг, принялся осматриваться пуще прежнего. Я отошёл в сторону, привалился к углу красильной мастерской и принялся отчищать собственные сапоги, поглядывая на него.
Пит запыхался, – мне было его искренне жаль, – но гнев, страх и нетерпение всё ещё угадывались у него в глазах. Оцарапав все окрестности своим колким взглядом, он вдруг на удивление ловко скакнул к узенькой и тёмной подворотенной, перегороженной забором и закрытой на ветхую дверцу, в этот самый забор вмурованную. Мимо прошёл посторонний, сокрыв на миг старосту от моего взгляда, и вот, –