Брут, окружённый друзьями и сотоварищами, ворвался в толпу неприятелей, коля, рубя и отшвыривая каждого, кого не признавал в лицо. Все его односельчане здесь, а значит каждый незнакомец впереди – это враг; ну а с врагом у него разговор короткий. Старые привычки забываются с неохотой. Один из дезертиров – видимо, тоже бывалый, – сумел организовать строй и изготовится к обороне. Брут подобрался и двинулся на него; а все его соотечественники едва ли не точь-в-точь за ним повторили. Именно так они и условились действовать: бывший сотник в центре, а остальные к нему плечом к плечу, дабы держался строй. Никаких проволочек, трусости или сомнений – умри, но сделай, ибо если не сделаешь, падут и все остальные. Брут до сих пор не знал, сколькие из его людей ранены или уже погибли; не ко времени ему было оглядываться. Он поднял щит, защищая голову от удара, а сам уколол противника в живот. Тот умело парировал, – контратаковал! Вражий клинок, высекши искру, потянулся к Брутовой груди, но тотчас же он обрушил на него кромку щита. Выбил меч и раздробил ловкачу лучезапястный сустав. Хороший солдат, если хочет прожить достаточно долго, обязан знать строение тела не хуже лекаря. Негодяй взвыл, образованное им звено рассыпалось, и в тот же миг обычные лесорубы и плотники смяли врага, как покатый валун приминает сколь угодно высокую траву.
– Ближе! Ровняй строй! Теснее, теснее! – заревел Брут, лупя палашом по щиту. Плохих солдат не бывает, а ему нынче попались очень хорошие. – Ровнее! Копьё вперёд!
Те, у кого в руках были копья, рогатины и вилы, выставили их на всю длину. Да, однозначно, из этих людей вышли бы отличные солдаты. Брут сделал шаг, и остальные двинулись с ним вровень. Для победы предстояло сделать ещё очень и очень многое.
Дезертиры превосходили атакующих трое к одному, однако стремительное и внезапное нападение, подкреплённое благородной целью и праведной яростью, почти уровняли соотношение сил. Ненадолго, впрочем. Те из мерзавцев, кто не мог сражаться на равных, но избежал жалящих стрел и разящих клинков, укрывался под сенью скального выступа, где лучникам было его не достать. Там же стоял и дезертирский капитан, красный от гнева, но тем не менее руководящий своими людьми умело и жёстко.
И там же, в тени и прохладе, неспешно вооружался наёмник по имени Сэндел.
Эффект внезапности рассеялся так явно, будто кто-то щёлкнул пальцами или сорвал полупрозрачный покров. Каждый это ощутил. Все, кому суждено было погибнуть – уже лежали бездыханными. Остальные же вернули себе самообладание и изготовились к затяжному бою. Рисунок короткого и кровавого марша выделялся теперь на земле столь отчётливо, что, взгляни на него с возвышенности, и увидишь первые мазки смелого живописца; который, впрочем,