Ну, так вот. Рядом с дядей Илюшей его верная жена – тетя Клара. Тихая, словно вечно испуганная женщина. Словно кто-то ее раз навсегда испугал. Говорит еле слышно. По любому поводу – «Тс-с… Ша!..». Главное, чтобы муж не узнал. И почем мясо на базаре купила. И где сын Миша фингал получил… И почему от мальчика табаком пахнет. «Тс-с!.. Не дай бог Илюша узнает!». И каждую пару сказанных слов заканчивала словечком «невроко». Что оно значило – до сих пор не знаю. То ли «даст бог», то ли, наоборот, «не дай бог!». То ли «не сглазить!».
«Найти бы моей Голдочке хорошего человека, невроко!..»
Голда – дочь тети Клары. Она – единственная из всей мешпухи, кто имеет какое-то образование. Голда преподает историю. В школе ее зовут Ольгой Ильиничной. Я долго гордился, что моя двоюродная сестра «училка», пока не узнал, что ребята считают ее злой и не любят. А как не быть злой, когда жених погиб на войне и жить приходится с вечно раздраженным отцом, пришибленной жизнью матерью и бузотером-братом.
Единственное, что ее утешало в жизни, – обилие еврейских фамилий в списке лауреатов Сталинской премии. Каждого, чья фамилий заканчивалась на «кий», она причисляла к евреям. Но ведь режиссер Ростоцкий аид» – спрашивала она меня после фильма «Доживем до понедельника». «Конечно!» – соглашался я, чтобы не расстраивать ее.
В конце жизни она получила однушку в панельном доме за Кунцевским прудом. Да так в ней и осталась: брат Миша после кремации не стал хоронить урну, а так и держал ее в доме на шкафу.
Кстати, именно Голда принесла из школы брошюру с текстом доклада Хрущева на ХХ съезде. Она была потрясена – ведь ей предстояло преподавать историю старшеклассникам. «Что я им теперь должна говорить?» – недоумевала она.
Брат Миша был моложе Голды и гораздо симпатичнее. Да что говорить, он был просто красавцем. Всегда смуглое, будто загорелое, лицо, черные волосы, горящие глаза, ленивая походка, словно он вам одолжение делал, когда снисходил до вас. Любимец матери, скрывающей от отца не совсем детские шалости сыночка. Своеволие и капризы, не желание учиться – и все сходило с рук. «Лишь бы отец не узнал, невроко!». К окружающим он относился со снисходительным презрением, советскую власть, само собой, терпеть не мог. Это от него, первого, я услышал классное изречение: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется!».
Он презирал все, что было выше его понимания, Или недоступно ему. «Зелен виноград».
Женщины были неравнодушны к нему. А он бросал их без всякой жалости. Вся улица Горького знала о горькой доле девушки Тамары. «Поматросил, да бросил!» – говорили соседки. Но эта манера вышла ему боком. Брат одной такой брошенной подружки собрал