– Ты зачем не спряталась?
Тетя Соня принималась шмыгать носом, а дядя Захар швырял в племянника чем попало.
– Добрая она тетка, – говорил Яшка мне. – Только нудная. Раз и на всю жизнь испуганная.
И правда. В то лето в Москве было солнечное затмение. Все запаслись закопченными стекляшками и высыпали на улицу. Там становилось темнее и темнее – ночь среди дня. А я смотрю, моя тетя прячется под домом. Согнулась вся, а мама ее за плечи обнимает, успокаивает. И на меня руками машет – «Уходи, мол!».
– Мам, чего она так? – спросил я потом.
– Не дай бог никому пережить то, что на долю бедной сестре выпало!
– Да? А что?
– Только держи язык за зубами!.. Бандиты в местечко ворвались. Мы все во ржи спрятались, а Соня не успела…
– И что?
– Что «что»!.. Что бандиты с девчонками делали!
Вот те раз! Бедная тетя! Я так ясно представил, как она моет полы за бандитами, стирает их грязное белье и целыми днями мешает борщи в кипящих котлах. Жуть!..
Глава пятая
Но, видно, ассирийская шпана была не совсем отпетой, потому что в тюрьму Яша так и не попал, хотя дядя Захар все время твердил тому, что «тюрьма по нему плачет». Наверное, братца спасло увлечение велосипедом. Он все время ездил на какие-то сборы и даже стал мастером спорта. И выучился на столяра-краснодеревщика. Его умение пользовалось спросом, он чинил старинную мебель в домах знаменитых москвичей. Чаще всего Яшка хвастался, что стал своим человеком у какого-то Ширинского. «Эх ты! – укорял он меня. – Не знаешь, что есть на свете Квартет имени Бетховена!». Но все это будет потом.
А пока я сидел один и ждал, когда мама вернется и накормит меня. Она с киевским дядей Борей ушла в «оперу» – слушать любимого маминого Лемешева. А тетя Соня уехала к заказчикам, которым она что-то шила. Я был один, и мне не давала покоя кобура, которую дядя Борис перед уходом повесил на китайскую ширму. Я давно уже определил, что кобура не пустая. Там был револьвер. Ого-го! Самый настоящий! Я только в кино видел такие. Дядя Борис показывал мне его. Но в руки не дал – тетя Соня не разрешила… А так хотелось хотя бы подержать. «Никто же не увидит! – думал я. Я даже из кобуры вынимать не буду!».
Думать-то я думал, а руки уже тянулись к кобуре. Она была тяжелой. Значит, не пустая. Сердце замирало, но я открыл кобуру и осторожно потянул выглядывающую оттуда рукоятку. Она удобно улеглась в сжатой ладони. Чуть великовата для нее. И револьвер тянул ее вниз. Тяжеловат. Но приятно тяжеловат. Наверное, от обоймы. А как она вынимается? Я нашел кнопку, нажала на нее, и обойма выскочила в подставленную ладонь. Сверху тускло мерцала пуля. Эх, выстрелить бы разок!.. Я задвинул обойму обратно, теперь надо дослать пулю в патронник. Это-то я знал – сколько раз в кино видел.
Я изо всех сил оттянул затвор назад. Вместе с ним отошел и курок. Только вот беда – обратно затвор и курок возвращаться не хотели. Что-то им мешало. Ага, предохранитель! Надо как-то убрать его… Голый ствол некрасиво и опасно торчал из затвора.