– Я вот, – Борис кивнул на женщину, – думал разбавить нашу компанию…
– Ухожу, – прервал тот, бросая последний мучительный взгляд на незнакомку, при расставании с которой необратимо отрывался самый мягкий, значимый кусочек из груди.
– С такой-то головой… – Он протянул руку и почувствовал легкое рукопожатие, словно ладони коснулся опавший лист, уносимый холодным осенним ветром под крохотные удары мороси.
Дягелев, рассчитав силы на дорогу обратно домой, решительно, но неуклюже ступая, двинулся к выходу.
Когда тот продвинулся через несколько столиков вперед, женщина резко обернулась в поисках уходящего и, спустя несколько казавшихся для нее вечных секунд, сосредоточенных на темных кучерявых волосах и потрепанном воротнике черного пальто, ринулась к Борису. Их лица сошлись вплотную.
– Это с того капало? – Она кивнула в сторону Маркуса.
– Что капало?
– Ну… – Молчала. Термин никак не слетал с языка, но выход нашелся: боязливо, не смотря в ту сторону, она ткнула пальцем на пятнышки крови на столе. – Это.
– Да, – задумчиво протянул тот, – хорошенько же по лбу треснули.
– Ничего хорошего, – она вырвала полную рюмку водки из рук Бориса и залпом, словно подготавливаясь к худшему, опрокинула ее, а затем, сунув пустую обратно в руки мужчине и поправляя на ходу замявшееся пальто выбежала на улицу, спотыкаясь об длинные ноги мужчин и хлопая дверью на прощание каждому, кто остается пьянствовать.
Он вышел на улицу. Поначалу встретила безобидная морось, которая несколько потерянных минут спустя, будто назло, сменилась проливным дождем, и Дягелев, в надежде сохранить частички тепла на ладонях, спрятал их в широкие карманы пальто.
Вечером сухость, ночь дождь, а ведь погода, глупо рассуждал Дягелев, пытаясь утешиться, прихотливо меняет наряды по щелчку пальца. Если бы человеческие чувства перебирались бы так же быстро, как струны под ловкими пальца умелого гитариста, то люди бы не придавали бы им значения, ведь каждый новый звук мгновенно бы перекрывался последующим, и так по бесконечному кругу. Вместо философии чувств возникла бы философия механики: кто ловчее. Не души, а двигатели, карбюраторы, насосы. Пустынные полости без топлива. Головы все равно пустуют из-за отсутствия высшего искусства, которое, как паразит, пробирается сквозь черепную