Дягелев взволнованно перебил:
– А бесцельность существования? Страдал ли им?
– Не вижу в нем значимости: меня все устраивает, – незнакомец кивнул назад. – Машина есть, кров, семья тоже, – как будто только сейчас на его указательном пальце из ниоткуда взялось обручальное кольцо. – Мелкие желания исполняются, крупные приходится ждать. Вот я, например, очень хотел прочитать одну книгу: бессонницей страдал пока не купил. Листал по несколько страниц на ночь, больше же тогда, когда ожидал клиентов за рулем. А потом, перевернув последнюю страницу, с облегчением выдохнул и поставил книгу на полку. Иногда, проходя мимо, открываю ее и перечитываю определенные кусочки, чтобы взбодрить сонное тело напечатанным. Не маленькое ли счастье, а?
– Художественная литература давно отброшена в сторону.
– Посоветовать что?
– Времени нет. Тороплю судебный процесс над самим собой же.
– М-да, – задумчиво подметил тот, – половина жизни за спиной… А ведь впереди, если небеса будут склонны, еще столько же. Достаточно, чтобы взяться за новое начало или закончить начатое.
– Половина жизни строго индивидуальна, как и конец, впрочем… – Кроме молчания губы собеседника ничего более не выпускали. – Иногда сердечные сокращения кажутся слишком неестественными. Громкими. Пугающими. Особенно в тишине, когда хочется лишь на время оглохнуть и укрыться под тенью собственных мыслей. А этот стук, как маятник, сбивает и до того израненную сосредоточенность. А пульсирующие вены провоцируют настолько сильно…
– Насколько?
– Настолько, что лучше бы их и не было.
– В медицине я, конечно же, слабоват, но ведь они все-таки наша составляющая, без них мы – холодные камни.
– Да что такое жизнь?
– Моменты… – Ярко вспыхнувшую мечтательность нечаянного собеседника ночи грубо перебили.
– Стремление продуцировать высшее искусство.
– Что?
– Высшее искусство – это пик человеческого творчества, которое может быть чем-угодно, но обязательно тем гейзером, что бьет изнутри. Это как раз то, ради чего должна в людском теле биться жизнь. Это вместе взятые грезы, сны и переживания, превращенные в реальность. Это смысл существования, ради которого и приходится просыпаться вновь, питаться, дышать и продлевать жизнь всевозможными методиками и отказами от вредоносного.
– То есть подобной целью обязан обладать каждый?
– Иначе жизнь – пустота.
Мужчина задумался – черные еловые иголки – брови – чуть сдвинулись вниз. Взгляд падал на Дягелева, нагнавшего тоску ничтожными доказательствами абсурдности жизни. Глаза Дягелева метались из стороны в сторону, словно искали источник спасения от панического страха. Источник, который соединен с плотью, однако разумом быть признанным отказывается, ведь сам страх затаился исключительно в тюрьме головы. Руки сжимались