13
Оскалил зубы каменный мост, оскалил, ласкали замёрзшие стволы берез грачи, ласкали. Собственная тень от ангела-хранителя фонаря за спиной расширяется оборванными язычками дыма, выходящего изо рта. Пепел на черном впивается как клешни, и проедает до дыр, звуки надрывно проносящегося мимо поезда разрезают явь как конверт. Направо повернул и ушибся о выступ незваной судьбы – это ее рука, повернув налево, сделал увесистый крюк и дал слабину, возможно, я сегодня умру. Детектор присутствия. Зачем оно однажды захотело, чтобы кто-то его разоблачил, чтобы кто-то обязательно узнал его в зеркале, испугавшись. Как мало верности и ценно, как много преданных в предательстве, но я о более жизненном, надеюсь, понят.
Я смотрю сквозь огонь на тебя, я смотрю сквозь тебя на себя. Я смотрю как порхает гроза в твоих маслянистых глазах. Странный солнечный танец – убегающий из тела протуберанец и тремор в пальцах, трясется душа. Вспомни как это было.
«Дорогой, мне приснился кошмар, кажется, я кого-то убила».
Слова не близки, не ухватиться. Бронштейн шел по пустым площадям воспоминаний, где не осталось ничего кроме пушистого инея, и шел так долго, что, возможно, перестал бы улавливать время, растворившись в шаге, пока где-то сбоку на циферблате не засинело «ноль ноль: ноль ноль».
«Философ» – то, что надо, ну и название. Интересно, у них кто-нибудь останавливается?
На стойке гостиницы никого не было, свет был потушен везде, и только из-под маленькой двери справа от лестницы, ведущей на второй этаж, он выходил как холодный ветерок под ногти. Пол мокрый, у плинтуса осколки.
Сумрак бешен, не спокоен, щеки покрывались солью, давая белесый оттенок слов. Тело плавало в их ручье, как окурок брошенный и ничей. Круговорот снов, силуэты, все равно не избежать оков моего автопортрета.
Матовые серые стены, утро – неожиданное письмо, я в нем – недописанный текст, который стучит пальцами по подоконнику, стараясь ухватить точечность из воздуха. Светло и поют птицы, – покурю и отравлю благость в себе. На пологом скате крыши подъезда под окном греются сразу пять раскормленных кошек, как пять стадий принятия неизбежного. Надорван улицы рукав, и я смотрю сквозь огонь.
Иногда слова появляются раньше смысла, который хотели нести, или который автор хотел, чтобы принесли они.
14
Я всегда выходил в один и тот же час, и шел на большой школьный стадион недалеко от дома, пробегал девять кругов против часовой стрелки и ложился спать. В самые длинные дни в это время уже начинала теплится полынья зари над краюшком поджатого многоэтажками леса. Угловатые дома нарастали как ступени древней пирамиды, ведущие интуитивно вниз, а не вверх. Круговая