Над переводами корпела целыми днями и, спустя неделю, снова сидела перед Сергеем Васильевичем. Он прочел рукопись, не откладывая. Сделал несколько замечаний, указав на ненароком затесавшиеся неточные рифмы, немного, совсем не поучительно порассуждал о необходимой строгости и чистоте формы, о свободном и бережном отношении к языку, не только в оригинальных стихах, но и в переводах. Между делом поправил ошибки в ударениях, и я навсегда запомнила: не мАстерски, а мастерскИ, не зАвидно, а завИдно. И вдруг предложил мне перевести для антологии всю подборку Панаита Черны и несколько отдельных стихотворений других поэтов. От современных стихотворцев, как две капли воды похожих на советских, уберег. В дальнейшем, переводя и современные стихи, я шарахалась от идеологии, не перевела ни строчки «партийных книжек».
Сергей Васильевич Шервинский прожил девяносто девять лет. Эта жизнь вобрала многовековую культуру: поэзию древних – Рима, Армении, Руси, Персии, Средневековья и Ренессанса,
Казалось, что Шервинскому достаточно своего мира, далекого от житейской повседневности, что Виргилий не водил его по адовым кругам Гулага, по этапам и колониям. Эта отстраненность некоторым образом повлияла и на мою судьбу. Благодаря Сергею Васильевичу, я до сих пор ношу фамилию отца, хотя сам отец, беспокоясь о моем будущем в профессии, подумывал, не взять ли мне псевдоним. Я попросила совета у Сергея Васильевича. Он возмутился: «Зачем? У вас такая звучная фамилия!» Живший в своем благородном мире, чуждом суеты, он действительно не понимал, зачем мне псевдоним. Я и сама, дорожа отцовской фамилией, ничего не стала объяснять. Но если бы не согласилась с Сергеем Васильевичем, может быть, моя литературная судьба сложилась бы иначе. Совсем недавно было «дело врачей» и разоблачение безродных космополитов, прятавших за псевдонимами свои «звучные» фамилии наподобие моей. К тому же моя фамилия была слишком сложна для детских книжек.
Но все не так просто. Почему Шервинский не отказывался редактировать стихотворные книги, уровень которых был не слишком высок? Наверно, и ему приходилось содержать семью. Он состоял в редколлегии многотомной БВЛ (Библиотеки всемирной литературы) что было почетно, но доходов не сулило, в отличие от редактуры текущих изданий.
А я неожиданно встретилась с именами бессмертных, которых Сергей Васильевич дарил русскому читателю. В томе БВЛ «Европейская поэзия семнадцатого века» опубликовано в моем переводе стихотворение английского поэта Роберта Герика «Веселиться и верить прекрасным стихам» где автор делит пиршественный стол с Вергилием, Катуллом, Овидием.
Сергей Васильевич не был кабинетным ученым. Он был слишком доброжелателен и дружески расположен к людям. В 1958-ом году я продолжала учиться у него в «Семинаре молодых переводчиков» при Союзе писателей, и он снова приглашал меня участвовать в переводных