Поворот круга. Елена Аксельрод

семидесятые казались ей почти вегетарианскими. Для меня последствий никаких. Не печатали и не печатают. Ни в Большой дом, ни на Лубянку не вызывают. Даже обидно: не представляю для них интереса. Руки не дошли, или авторство моей крамолы приписали Иде. Ленинградская одиночка и допросы, после которых Ида потеряла глаз, достались ей не за гостеприимную студию отца и звучавшие в ней стихи, а только за преданность расстрелянному кумиру.

      С Идой и Ольгой летом 1973-го мы в городке Эльва на эстонских озерах снимаем деревянную пристройку на втором этаже. Под нами голосистые туристы вместе с хозяином по вечерам забивают козла. В дождливую погоду «козел» не скучает и в дневные часы. Я с утра до вечера с передышкой на купание в холодном озере маюсь над переводами. Иду смешит мое усердие, грассирует насмешливо: «С какого языка переводите, с удму-х-ского?»