Жили в той же коммунальной квартире, что и тесть с тёщей. Очередь на жильё продвигалась слабо. Соседи освободили для них пятиметровый чулан с маленьким окошком под потолком, – так называемая холодная комната, где в старых домах хранили продукты. Пока зима не наступила, жить было можно. А дальше, как получится. Инга всё больше сомневалась в возможности получить хоть какую-то стоящую роль. Аустра ходила, пожав губы, – «я же говорила, что надо было получать нормальную специальность». В сторону Петра вообще старалась не смотреть.
Пётр нахлебником никогда не был. В Риге, так же как во времена студенчества, подрабатывал грузчиком на железной дороге. Чтобы совсем не одичать и не выпасть из профессии, снимался в массовках на Рижской киностудии. Но союзные студии снимали совсем немного фильмов, и эта подработка была эпизодической. Наконец, ему удалось получить постоянную работу, – правда, довольно смехотворную, – договорился с директором одной из школ вести драматический кружок. Занятия – три раза в неделю. Ему выделили полставки учителя.
К зиме молодая семья вынуждена была снимать комнату. Никакие обогреватели и утеплители не защищали чулан от мороза. Инга ходила с постоянным насморком, – в таком состоянии нечего надеяться на самую крохотную роль. Немного ожили после новогодних праздников. Ёлочные представления – палочка-выручалочка всех безработных, неустроенных актёров. Петр заранее договорился с профкомами заводов, разработал сценарии представлений. Снегурочкой была Инга, волки, медведи, лешие и баба-яга – актёры из студий, с которыми Пётр альтруистически сотрудничал, а зайчики и мышки – ученики его кружка. После представлений они с Ингой в качестве Деда–Мороза и Снегурочки бегали по квартирам и вручали подарки малышам. Ложились спать, как подкошенные, а утром гоняли горячие чаи, чтобы разогреть осипшее горло.
Год прошёл в беготне и суете. Пётр делал запросы практически во все театры страны. В ленинградский ТЮЗ ставку режиссёра так и не дали. Обещали то к декабрю, то сразу после Нового года, то перед новым сезоном расширить штат. Пётр надеялся, Корогодский в письмах извинялся, что напрасно обнадёжил, а время текло, унося и надежду, и радость.
Весной отцу Инги на заводе выделили дачный участок. Пётр довольный, что может быть полезным семье, принялся за строительство. В субботу-воскресенье они дружно с Павлом пилили доски, возводили незамысловатый дачный дом. Как-то, когда они, намаявшись с тяжёлыми брёвнами, сели перекурить и отдохнуть, тесть сказал:
– Слушай, Петя, мужик ты работящий, от трудного дела не отлыниваешь, может, устроишься к нам на завод? У нас люди требуются. Я похлопочу, чтоб тебя взяли в хорошую бригаду. А то, что вы с Ингой как малолетки бегаете по разным клубам, трясётесь в автобусах заполночь? Я понимаю, у Инги с детства мечта была жить другой жизнью, пусть хотя бы придуманной. Её нельзя за это винить. Ссыльные дети все жили какой-то мечтой.