С ощущением некой внутренней дрожи, которая появлялась у него, предвещая серьёзные события, Вальтер дождался одиннадцати часов утра, – раньше он звонить не осмеливался: мало ли какой режим у творческого человека, – и набрал номер Гершковича. Усталый женский голос ответил ему, что Филипп Моисеевич уехал в Тарту и будет, скорей всего, через два-три месяца. Вальтер, боясь, что женщина тут же положит трубку, срывающимся голосом сказал, что он как раз собирается ехать в Эстонию, и не будет ли фрау так любезна, сказать ему, как можно найти Филиппа Моисеевича в Тарту. Женщина, сказав «подождите», отошла от телефона и через некоторое время продиктовала ему тартуский номер. Всё вышло совершенно спонтанно. Вальтер до этого совсем не думал ехать в Эстонию, и вырвавшееся непонятно из каких глубин обращение «фрау» его самого повергло в недоумение. Но, так или иначе, он держал в руках координаты, ключи, шифры – он сам не знал, как назвать, – от совершенно другой, запредельной, только начинающей в нём прорастать музыки.
Мчаться сейчас в Тарту, он, разумеется, не мог. Не только потому, что не было денег, но и потому, что ещё не улеглись ощущения от новой музыки и он не мог точно сформулировать свои вопросы. Ехать просто так и говорить незнакомому человеку «расскажите мне, о чём я и сам не знаю» было смешно и нелепо. Вальтер той же ночью после спектакля постарался вспомнить некоторые темы и записал их на нотной бумаге. Трясясь в поезде, он сопоставлял эти музыкальные обрывки с тем, что прочитал в брошюре об истоках додекафонии. Постепенно что-то начинало обрастать логикой, появилось смутное ощущение понимания. И тогда он набрал тартуский номер Филиппа Моисеевича.
Вальтер приехал в Тарту в то время, когда там проходил международный семинар по семиотике. Он даже не подозревал о существовании такой науки. Филипп Моисеевич, – коренастый, лысеющий брюнет, едва познакомившись с приезжим, потащил его на лекцию. В сущности, нотная знаковая система вполне соответствовала понятиям этой науки, и Филипп Моисеевич уже несколько лет участвовал в семинарах Юрия Лотмана, как музыковед-структуралист. С тартуской школой семиотики Гершковича познакомила его подруга Ленни, – широкоплечая блондинка, сдержанная и по-прибалтийски немногословная. Впрочем, в обществе таких глобально мыслящих, образованных людей только и остаётся, что быть немногословной. Вальтер сидел на семинарах и млел от счастья. Он впервые слышал о множестве до сих пор для него неназванных вещей, но ему казалось, что то, о чём говорилось, подсознательно в нём самом требовало ответа. Как будто ожили его глубоко запрятанные корни немецкой высоколобости. Он и не подозревал, как неотъемлемо в нём существует стремление к познанию и желание выстроить полную картину мира.
Виктор Павлович
Войдя к себе в кабинет после совещания у директора, Виктор Павлович погрузился в кресло и с удовольствием вытянул ноги, не забыв по многолетней актёрской привычке принять красив