– Голубушка, – начала Марьяна, – поведай-ка нам о графе этом. Неужто так дурен собой?
– Нет, не дурен, – Катя взяла кусочек сахара, потом еще один и еще. Выложила из них квадратик на скатерти.
– Тогда, верно, возрасту почетного? Поговаривают же, мол, седина виски серебрит.
– Седины там самую малость. Граф статен и, по всей видимости, силен. А еще богат, умен, трудолюбив и притом невероятно суров, – пока говорила, выложила заместо квадрата круг.
– И суров скорее всего не просто так, – кухарка состроила хитрое лицо, глазки прищурила, губы поджала.
– Об чем это ты? – уставилась на нее Лидия Васильевна.
– Мужик ведь тоже человек и утех порою хочет пошибче нас – заявила та со знанием дела, – и брехня, что только бабы дичают без ласки. Вот граф сколько один живет? Зачерствел, бедолага.
– Марьяна! – Киртанова аж на стуле заерзала. – Как можно, срам-то какой.
– Да будет вам, Лидия Васильевна, – отмахнулась кухарка. – Уж коль наша Катенька замуж собралась, надобно подготовить ее.
– Только представлю, что придется с ним, – девушка даже зажмурилась, – нет, не выдержу, умру я. И не говорите мне об утехах.
– От этого, голубушка, еще никто не помирал. Сама же говоришь, мужчина он видный. Может и не все так плохо-то?
– Страшный он. В душе страшный. Смотрит словно зверь на жертву. И живет затворником, людей чурается. Да и не пойму я до сих пор, на кой ему сдалась.
– Ерунду говоришь ты, Марьяна, – завелась Лидия Васильевна. – Это где такое видано, чтобы вот так насильно склоняли к замужеству? Да еще и грозились расправой в случае отказа.
– Это в Кольском все по согласию. Тут попробуй по-другому, староста узнает, всю душу вытрясет, – покачала головой кухарка, – а уйди за версту, нравы ужо другие. Дикие. Мне деверь рассказывал, как жилось им на заработках. Насмотрелся такого, что воротился в родное село и еще с год в церковь ходил ежеденно.
– Видать супругу моему будущему закон не писан, и старосты он не боится, – Катя положила руки на стол и легла на них головой.
– Ну вот, напугала только девочку, – со злостью зыркнула на помощницу Киртанова. – Сама хоть знала, зачем разговор заводила?
– Так, помочь хотела…
– Помогла… Иди вон, щи вари, они у тебя куда лучше получаются. – Катенька, – подсела к девушке, – ну, будет тебе…
– Видимо судьба такая, – простонала в ответ. – Неужто так теперь всегда будет? Все хуже и хуже…
– Одному Богу известно, как оно в жизни будет. Но ты не печалься. В чем Марьяна и права, так это в том, что граф мог очерстветь от одиночества. Да и не наш он, не привык к обычаям здешним. Кто ж знает, как у них там принято, в Англии этой.
– Были бы живы маменька с папенькой, никому бы в обиду не дали.
На ее слова Лидия Васильевна не нашлась, что ответить, вместо этого просто обняла. После гибели семьи Катерина потерялась, дом боле не радовал, а скорее служил каждодневным напоминанием об ужасах и страданиях родных